Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я использовал этот пример в своих речах, никто ни разу не встал и не сказал очевидного: «Что мешало кому-то подумать нечто подобное?»
«Я кидать дротик/копье. Наконечник ударить зверь. Наконечник выпасть. Рана закрыться. Зверь убежать. Если наконечник остаться. Зверь истекать кровь. Зверь слабеть. Ловлю зверь. Смотрю на семечко. Семечко прилипнуть кожа. Семечко иметь штучку. Штучка прилипать. Если копье иметь такая же штучка. Может, наконечник не падать. Я поймать зверя. Я убить зверя. Я съесть зверя».
Если то, что вы прочли, звучит для вас, как пиджин, это хорошо. Хотя по ряду причин он далек от совершенной модели, пиджин — наиболее близкая к протоязыку система, какую только возможно найти сегодня. К несчастью, хорошие пиджины редко встречаются в современном мире. Я уверен, что зародыши пиджинов встречаются везде, где носители разных языков контактируют друг с другом, но на сегодняшний день они редко или вообще не развиваются в полноценную систему. Английский убивает пиджины, пожалуй, даже быстрее, чем он уничтожает сформировавшиеся языки. Зачем создавать новый язык, когда уже есть готовый, расползающийся по миру, как сорняк?
Мне повезло попасть на Гавайи до того, как исчез последний из старых добрых пиджинов, и я был очарован тем, как много можно сделать, имея такие ограниченные ресурсы. Здесь лишь один пример, философское размышление о превратностях судьбы, в котором практически нет синтаксиса и использовано всего 22 слова: «Иногда хороший дорога иметь, иногда все одинаковый изгиб иметь, угол иметь, нет? Любой случай одинаковый, все одинаковый человеческий жизнь, все одинаковый — хороший дорога иметь, угол иметь, гора иметь, нет? Все, любой случай, шторм иметь, хороший день иметь — все одинаковый, любой, я одинаковый, маленький-время»[10].
Правда, это был наш современник, свободно говорящий на своем родном языке (японском, как оказалось), и правда также, что вы не ожидали бы такого полета мысли от Человека работающего (Ното ergaster). Я лишь хотел показать, что можно сделать очень много, гораздо больше, чем вы думаете, всего лишь обладая крошечным словарным запасом и просто выстраивая слова в ряд.
И что же мы получим, вложив это в современную синтаксическую форму?
«Иногда [когда ты путешествуешь] ты едешь по хорошей дороге, а иногда встречаются препятствия: изгибы, острые углы, не так ли? Все так устроено, и человеческая жизнь тоже — иногда вам попадаются хорошие дороги, иногда такие вещи, которые будто углы или горы, да и погода может меняться: иногда ясные дни, а иногда грозы, разве не так? Конечно, жизнь такая у всех, такая была и у меня, когда я был молод».
Текст получается длиннее и многословнее: это цена, которую мы платим за устранение неясностей и двусмысленностей и придание гладкости потоку событий. Какую же версию выбрать с точки зрения последовательности мыслей? В первой может не хватать грамматической структуры, но в ней не меньше семантического и прагматического наполнения, чем во второй, а что из этого наиболее важно для мышления? Может быть, мышление без синтаксиса менее бегло, чем с ним. Но разве не смогли бы предшественники современных людей, подобрав достаточное количество правильных слов, устроить свою судьбу немного получше, чем жить миллионы лет с неизменным старым ручным рубилом? Неужели они не сделали бы что-нибудь, чтобы разбить, как выразился один палеоантрополог, «почти немыслимую монотонность» нижнего палеолита, древнего каменного века?
Это приводит нас к выводу, что пока не появился наш вид, протоязык не достиг даже уровня начальной стадии пиджина. Или это может означать лишь то, что способность связывать слова, сочинять короткие и практичные сообщения, появилась задолго до того, как стало возможным связывать понятия в последовательные цепочки мыслей. Это еще один вопрос из тех, на которые мы пока не можем ответить.
То, что можно сделать с помощью слов
Как я говорил в главе 2, я в конце концов согласился с Терренсом Диконом, что границу между людьми и животными отметил символизм, а не синтаксис. Первоначально я скептически относился к утверждениям Терри, мне казалось, что вещью, с которой не сумели справиться обезьяны, а людям это удалось, был синтаксис. Но допустим, это был случай, когда не было никакой надежды добраться до синтаксиса, пока у вас не было символов — и не таких, которые достались бы вам на тарелочке, как человекообразным обезьянам, но символов, за которые вам приходилось бороться и побеждать на протяжении сотен тысяч лет леденяще медленного прогресса? С тех пор, как эта мысль, назовем ее гипотезой «Отсюда туда не добраться», пришла мне в голову, мне показалось глупым ругать шимпанзе за неспособность к тому, что им никогда не приходилось делать. Более того, — и это признак хорошей идеи — это заставило меня думать по-новому и более продуктивно о том, что на самом деле значит перейти от полного отсутствия языка хотя бы к протоязыку.
Какие слова появились в протоязыке первыми и важно ли это?
Вспомним все то, что предлагалось в качестве возможных давлений отбора для языка, — воспитание детей, изготовление орудий, болтовня, охота, общественные отношения и все остальное, что приходит в голову. Даже если, как я предположил, ни один из них на самом деле не повлиял на отбор, они все еще остаются более или менее важными сферами жизни наших предков, и все они представляют собой области, в которых обладание даже самыми ранними начатками языка составило бы большую разницу.
Теперь проделаем такой мысленный эксперимент: составим списки из десяти наиболее полезных слов для каждой такой жизненной сферы. Сложите свои списки рядом и посмотрите, сколько слов в них совпадают.
Мой прогноз: мало, может быть, совпадений нет вовсе. Протоязык должен быть не менее богатым, чем сумма всего, что оказалось в списках. Но даже в таком виде мог бы он приносить пользу?
Чтобы это выяснить, спросите себя, как много интересных фактов или информации, полезной для охоты, вы смогли бы передать с помощью этих десяти слов или насколько они позволили бы вам повысить статус в своей социальной группе. Действуйте проще, как это сделал бы я: переберите все теоретически возможные комбинации и посмотрите, сколько из них имеют какой-либо смысл (Не жульничайте: никакого синтаксиса, никаких «если», «и», «для» или других бессмысленных слов, которые связывают имеющие смысл слова вместе и позволяют интерпретировать их легко, почти автоматически и большую часть времени однозначно.)
Потом задайте вопрос, что могло мотивировать создание каждого из этих слов. Объяснение вроде «Они хотели бы поговорить об X» не подходит. Они еще не знают, что значит «поговорить об X», и уж тем более ничего такого не хотят. Попробуйте представить реальную проблему, которую новое слово помогло решить, или ситуацию, подтолкнувшую кого-то к созданию определенного слова, — все это могло управлять процессом возникновения слов.