На третий день, ближе к ночи, гости наконец утомились, расползлись по своим гэрам, остались лишь самые близкие – Гамильдэ-Ичен, братья-здоровяки, Кэзгерул Красный Пояс.

Жених и невеста – Баурджин и Джэгэль-Эхэ, – устало улыбаясь, сидели на кошме из белой верблюжьей шерсти и, поддерживая светский разговор, лениво цедили кумыс. Жутко хотелось спать – но не выгонять же гостей, тем более – таких?! Хотя… вообще-то можно было бы и выгнать, да заняться… гм-гм… более приятным делом, да так что б юрта тряслась на зависть окрестным кочевьям!

Баурджин приобнял жену – та понимающе усмехнулась:

– Слушайте-ка, парни…

Снаружи послышался стук копыт, донеслось лошадиное ржание.

Жених мотнул головой, встрепенулся:

– Наверное, гости с дальних кочевий.

– Да, – подтвердил Гамильдэ-Ичен. – Это, верно, приехали Серые Спины с пастбища Алтан-Чуулу, а Кэзгерул?

Кэзгерул Красный Пояс неожиданно покраснел и потупился.

– Полагаю, что… – произнес он задумчиво, но начатую фразу закончить так и не успел. У входа в гэр раздались веселые голоса и хохот. Откинув полог, в юрту вошел… Боорчу! В синем шелковом дээле, подпоясанном желтым поясом, – вельможа и давний собутыльник Баурджина был одет по-праздничному.

– Ну что, Баурджин-гуай? – вместо приветствия громко спросил гость. – Арька еще в твоем гэре не кончилась?

– Найдется для тебя и арька, – довольно улыбнулся жених. – Есть и вино, и кумыс, и даже баранья голова – садись же скорей на почетное место, славный Боорчу!

– Садиться пока погожу. – Боорчу повернулся к выходу. – Я же говорил, что у них еще что-то осталось! Заходи, великий хан!

Великий хан?

Все вскочили на ноги…

В гэр, пригибаясь, вошел Темучин – высокий, стройный, в белом, шитом золотом дээле.

– Слава молодым! Да пошлют боги тучные стада и много детей! – Хан погладил рыжеватую бородку и ухмыльнулся. – С детьми, уж извините, не помогу, а вот насчет стада… Вели кому-нибудь принять наш с Боорчу подарок – конский табун. Есть еще и коровы, и овцы, но они отстали – гонят.

Баурджин с благодарностью поклонился, а Джэгэль-Эхэ, быстро сообразив, поднесла почетному гостю серебряную пиалу с вином на голубом шарфе – хадаке. На хадаке крупными уйгурским письмом были вытканы пожелания удачи и благоденствия.

Взяв пиалу и хадак обеими руками, Темучин отпил и, держа пиалу в левой рукой, правой перекинул конец шарфа через свое плечо, так чтобы надпись была обращена к жениху и невесте, словно бы возвращая им те же пожелания. Славный обычай – кратенько, доходчиво и без лишних слов: «Желаю вам того, чего и вы мне только что пожелали вот этим самым хадаком».

– Ну?! – усаживаясь на кошму, радостно потер руки Боорчу. – Можно наконец и выпить!

К большому удивлению Баурджина, великий хан Темучин вел себя на редкость скромно – много не говорил, больше слушал без умолку болтавшего побратима, смеялся. Лишь когда Боорчу, произнося хвалебные речи, в который раз уже обозвал его непобедимым воителем, чуть сдвинул брови и усмехнулся с некоторым даже цинизмом:

– Можно подумать – я только и мечтаю о том, чтобы воевать… Ведь нет же! Другое дело, что я просто вынужден этим заниматься.

– Да уж, – поддержал хана Боорчу. – Соседи у нас – те еще сволочуги. Тех же хоть взять татар…

– Кстати, о татарах! – Темучин поставил пиалу на кошму. Зеленовато-серые рысьи глаза его торжественно блеснули. – Те два неразгромленных тумена явились-таки под мою руку. Просят, нет, требуют хана… И не кого попало, а своего, природного.

– Где же такого найти? – удивленно протянул Баурджин.

Темучин улыбнулся.

– А чего его искать, вот он! – Он указал перстом в грудь скромно сидящего Кэзгерула. – Ты хорошо помнил свою мать, парень?

Анда Баурджина вздрогнул:

– Честно говоря, не очень…

– Твою мать, беременную тобой, изгнали в дальний род по приказанию Инанч-хана…

– А вот я слышал…

– …прекрасно знающего, кто твой отец.

Сглотнув слюну, Кэзгерул посмотрел прямо в глаза грозного Повелителя и тихо спросил:

– И кто же он?

– Правитель татарских родов Эркегор… Эркегор Красный Пояс! Да-да, твой пояс достался тебе от отца. Инанч-Бильгэ слишком поздно узнал об этом, а узнав, велел выкрасть пояс – символ власти над всеми татарами. Пояс этот и сейчас у него. Но татары о тебе знают… вернее, узнали не так давно… с моей помощью.

Темучин усмехнулся и поднял пиалу:

– Так выпьем же за наши успехи, будущие и настоящие! Слава Великому Тэнгри, мы разбили татар, но остались еще найманы Инанч-Бильгэ, часть меркитов, кара-китаи. Даже Тогрул хан! Не такой уж он и надежный союзник. К тому же и цзиньцы всегда готовы воткнуть нож нам в спину.

– Эти – уж точно! – вспомнив Мэй Цзы, негромко подтвердил Баурджин-нойон.

А потом пели песни. Сначала – короткие «богино дуу», потом Боорчу пытался затянуть «уртын дуу» – длинную, но так до конца ее и не осилил, уснул. Вообще, к утру заснули все гости, а молодые тихонько выскользнули из гэра…

– Баурджин-гуай, – откуда ни возьмись вдруг возник Кооршак.

– О! – Юноша от неожиданности вздрогнул. – Ты чего не спишь?

– Ходили с Гамильдэ посмотреть твой табун… Знатные лошади, умм!

Баурджин хохотнул:

– Выберешь себе любых!

– Спасибо, господин. Но я сейчас не об этом, – здоровяк замялся. – Видишь ли… Мы с Гамильдэ сейчас разговаривали с погонщиками… так вот они… так вот… Не знаю даже, как и сказать…

– Это уж точно! – выскочил из-за гэра Гамильдэ-Ичен. – Дай хоть я за тебя скажу, а то будешь тут мяться. Да не беспокойся, скажу, как надо – ведь все знают, я умею говорить хорошо и красиво!

– Даже, пожалуй, слишком красиво, – улыбнулся Баурджин. – Точнее – долго.

– Краткая речь красивой не бывает! – Мальчишка важно надул щеки и неожиданно поклонился. – Мой анда Кооршак-гуай просит тебя, уважаемый Баурджин-нойон, быть его сватом к некоей красавице именем Алса-Буик из рода Серых Спин, которая была женою Караим-нойона из монгольского рода куйсы, но так как Караим-нойон геройски погиб в недавней битве с татарами, то душа его ныне обитает у Великого Тэнгри и не возражает, чтобы бывшая жена его, а ныне – вдовица Алса Буик вышла бы вновь замуж за приличного и хорошего человека. Смею заверить, что мой анда Кооршак – как раз такой человек и есть. Верно, анда?

Кооршак ничего не ответил, лишь смущенно покачал головой и тихонько – с этаким восхищением – прошептал:

– Во дает, сойка пустоглазая!

– Курукче, – вдруг вспомнила Джэгэль-Эхэ. – Она просила меня как-нибудь разузнать, не согласиться ли Кэзгерул-гуай… Не сможет ли он… В общем, она будет вовсе не против, если он зашлет к ней сватов.