Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаю, именно вот таких парочек, про которых еще известно, что они не местные, – совсем мало, – ответила она. – А то и вообще больше никого, кроме твоих людей.
– За день их вычислим, – уверенно бросил Шакал, постучав обрезом по ладони. – Вообще не проблема.
Нора заключила:
– Либо они сами объявятся, придут за тобой, если ты им хороший друг и командир. Либо мы их найдем. И вот тогда будем говорить: и про Травника, для чего он тебе на самом деле нужен, и про деньги. И про тебя, охотник.
Она хлопнула ладонями по столу и заключила:
– Вяжите его, братья. Мешок на голову, бросить в…
Я так и не узнал, куда именно хозяйка Норавейника хотела, чтоб меня бросили, потому что не дал ей закончить фразу. Схватил со столика у дивана светильник и разбил его о голову Шакала.
Керосин вспыхнул. Цыган выстрелил, и вспышка огня в коротком стволе обреза стала последним, что озарило комнату, – потом в ней наступила непроницаемая темнота.
А потом я включил ночное зрение.
Картечь вспорола шкуру, пробила диван. Шакал закричал – горящий керосин разлился по голове. Сдернув шкуру с дивана, я набросил ее на цыгана, подсечкой опрокинул его на пол, врезал ногой и прыгнул к столу.
В комнате наступила полная темнота, но я видел призрачный силуэт Малачая у двери, Нору за столом… Вдруг она дернула рукой, и под столешницей ярко сверкнуло. Ах ты ж, вот что у тебя там!
Пуля ударила в диван, который был прямо перед столом, но я-то к тому времени находился совсем в другом месте – подбегал к цыганке сбоку. Малачай дергал автоматом, пытаясь определить, откуда доносится шум. Нора, услышав меня, вскочила. Я ударил ее сначала сбоку по голове, потом, когда она повернулась, – в живот и потом еще в лицо, разбив нос. Она упала с коротким всхлипом, я присел за столом, и тут в комнате стало светлее – Малачай наконец догадался раскрыть дверь в коридор. На дымный силуэт наложился второй, подсвеченный льющимся из проема неярким светом. Цыган спиной вывалился из комнаты, дав на прощание короткую очередь над столом. Я сидел на корточках, пригнув голову, Нора рядом пыталась встать, ухватившись за перевернутый стул. Моя рука легла на приклад закрепленного в кожаной петле под столом огнестрела – двуствольника вроде того, что достался Рапалычу. Может, эти машинки один мастер клепал?
Тут Нора попыталась ударить меня стулом. Вырвав огнестрел из петли, я ногой отбил стул, обхватил цыганку за шею и вздернул на ноги. Захват получится слишком сильный – она захрипела. Я встал позади нее, прижав к себе, вдавил стволы в ее голову.
– Не шевелись. Где Травник?
Из проема донесся стук, шум голосов. Нора молчала. Церемониться с женщиной не было времени, да и трудно мне было воспринимать эту цыганку как женщину. Взмахнув оружием, я врезал ей стволами по лицу, снова приставил их к голове и сказал:
– Мне просто нужно забрать Травника. Хочешь умереть из-за ерунды? Скажи им, чтоб не лезли сюда!
Из коридора полился более яркий свет, донеслись шаги, голос:
– Нора! Ты там?
– Стойте на месте! – крикнула она.
В комнате раздались стон, сопение, я дернулся было, но сообразил, что это Шакал. Через стол мы с цыганкой увидели, как он, все еще накрытый шкурой, встал на четвереньки и поковылял к двери.
Сбоку в дверной проем просунулся ствол, нацелился на Шакала.
– Не стрелять! – приказала Нора. – Это Шакал, пусть выходит!
– Ты как? – донеслось снаружи.
– Эй, внимание! – я повысил голос. – Всем слушать сюда!
За дверью наступила тишина. Шакал добрел до нее, выбрался наружу, там его схватили и отдернули вбок.
– Я держу вашу хозяйку на прицеле. Она жива, почти не ранена, только лицо разбито. Двуствол, который был спрятан у нее под столом, сейчас прижат к ее виску. Одна пуля ушла в молоко, но другая пойдет ей в голову, если начнете борзеть. Картинку четко обрисовал, вопросов нет?
После паузы из коридора спросили:
– Чего хочешь, джян пэкар акар чристанол?!
– Это ты про свою маму? – уточнил я. – Лично я хочу мира и счастья всем хорошим людям и смерти всем злобным уродам. Но в данный момент – еще выйти отсюда с Травником, живым и невредимым. Сейчас Нора скажет мне, где он, мы втроем покинем это гостеприимное место, а вы нас вежливо пропустите. Снаружи я ее отпущу. Все поняли? Теперь не лезьте.
На ухо Норе я прошептал:
– Скажи им что-нибудь хорошее. Ну!
– У тебя сердце колотится, я слышу, – произнесла она. – Стучит как безумное. Ты боишься.
– Только идиоты не боятся. Но я не этих слов от тебя жду… Говори! – стволы сильнее вдавились в ее висок.
– Делайте, как он сказал! – произнесла она громче.
Снаружи что-то яростно забормотал Шакал, по-моему, рвался назад в комнату. На него прикрикнули, послышалась возня, потом наступила тишина. Очень настороженная тишина – там напряженно ждали, что будет дальше.
– Где Травник? – шепотом спросил я.
И тут мне почудилось, что маленькое жилистое тело, которое я крепко прижимал к себе, расслабилось. Будто цыганка что-то там для себя обдумала и, приняв мои условия, решила больше не сопротивляться. Может, это какая-то особая цыганская психология? Я бы в такой ситуации расслабиться точно не смог.
– Он в задней комнате.
– Здесь, рядом?
– Она прямо у нас за спиной, баран!
Все-таки нервничает – вон, голос прыгает. Но и держит себя в руках, не нарывается на еще большие неприятности. Думает, наверное, напряженно, как быть дальше, шевелит извилинами. Ну-ну, думай, одноглазая, я тоже пока не расслабляюсь. А вообще – даже удачно. Ведь я считал, что они спрятали Травника где-то в глубине этого чертового лабиринта, и придется, прижимая к себе заложницу, плутать по коридорам и лазам, ежесекундно рискуя или схлопотать пулю между лопаток, или что на спину откуда-то сверху прыгнет лихой цыган с ножом. А Травник, значит, здесь? Может, еще таки выберемся? Когда стало ясно, что Нора не поверила мне, я попрощался с жизнью, но теперь снова появилась надежда.
– Где эта комната, где в нее вход?
– Назад отойди, – сказала она. – В стене дверь.
– Я не видел там никакой двери.
– Она под шкурами. Ты хочешь уйти отсюда с Травником? Я тоже хочу, чтоб вы ушли. Шевели костылями!
Непонятно, подвох тут какой-то или она действительно желает, чтобы все побыстрее закончилось. Я попятился, волоча цыганку за собой, локтем сдвинул шкуру – точно, дверь. Сдвинул засов, не забывая то и дело поглядывать на освещенный проем в другом конце комнаты, и толкнул дверь.
Во второй комнате было темно. Лежащий под стеной человек поднял голову, но ничего не сказал. Туманно-зеленые контуры его тела были перечеркнуты темными полосами на запястьях и ногах.