Чезаре прочитал статью до конца при сосредоточенном внимании товарищей.

– Знающий человек! – одобрительно заключил художник. – Я недаром удивлялся, что суда чем-то мне знакомы. И амфоры…

– Что ты говоришь, Чезаре! – изумилась Леа. – Ты как будто сам нашел эти корабли! А вообще очень интересно!

– Тут есть еще заметка, – спохватился Чезаре. – Другой специалист, на этот раз геолог Кэйн из Витватерсрандского университета в Иоганнесбурге, поддерживает историка. Он снимает главное возражение: как могли корабли сохраниться две с лишним тысячи лет в прибойной зоне. Геолог утверждает, что корабли затонули на гораздо большей глубине, недоступной волнам. Но общее поднятие побережья пустыни Намиб вывело область гибели флота на глубину, доступную водолазам, и произошло это недавно. По всему побережью отмечены неожиданные возникновения рифов в прежде глубоких водах.

– Так и есть! – не удержался Андреа. – Помните, Чезаре, вы говорили о странной безжизненности подводных скал там, где корабли.

– Как странно, вы точно заговорщики, – обиженно нахмурилась Леа. – Будто вы где-то там были, а от меня скрываете. Чезаре – тот почему-то прячет газеты, я заметила. Это что, секрет или сюрприз?

– Сюрприз, дорогая! Э, все это пустое, ненужные шутки! Я иду в ванну, а потом обедать. Сандре с Андреа пора на концерт.

Концерт, который выбрала Сандра, состоялся в небольшом саду с видом на море. Осенняя ночь, удивительно теплая, безлунная, безветренная, дышала покоем, не соответствовавшим странной программе концерта. Кто-то составил ее из трагических произведений, может быть, для африканской аудитории. Действительно, африканцы, преобладавшие среди публики, по природе замечательные слушатели, сидели неподвижные, как будто волшебство музыки превратило их в статуи из черного мрамора, темной бронзы или светлой меди.

Небольшой оркестр необыкновенно точно и согласованно повиновался малейшему движению черноволосого дирижера-француза.

Неизвестная Сандре симфония опустилась на склоненные головы цветных слушателей, как сама их жизнь – порывистая, обреченная и немилосердная. А позади и в стороне город жил своей вечерней жизнью, в блеске реклам и витрин, шуме уличного движения, как будто музыка превратила его лишь в декорацию настоящей реальности.

После короткого перерыва во втором отделении исполнялись симфонические танцы Рахманинова. Тревожные, мечущиеся призывы, перебиваемые мрачным ритмическим рокотом. Бешеная скачка по ночным степям, отчаянное кружение, тяжесть плена, тоска и бессилие в криках и песне. Последний бой и тягостная обреченность.

На западе, в стороне от освещенной дуги бухты и пирсов порта, темнел океан, слившийся с небом в бесконечную пустоту. Лишь огоньки судов и чужих, незнакомых созвездий боролись с победившей тьмой.

Андреа часто поглядывал на Сандру, освещенную скудным отблеском рампы. Сандра сидела прямо и несколько напряженно, вся превратившись в слух и чуть приоткрыв губы. Высокий «китайский» воротник ее шерстяной кофты, слившийся с загорелой кожей, еще сильнее удлинил ее шею. Знакомые до малейшей линии черты ее лица казались Андреа мучительно прекрасными. Андреа понимал, что еще не время говорить о своей любви. Сандра и так о ней знала. Значит, если сказать, то как требование ответа… но Андреа не мог удержаться. Он осторожно взял лежавшую на коленях левую руку Сандры и поднес к губам. Сверх ожидания рука Сандры крепко стиснула его пальцы.

Осторожно, но сильно он привлек к себе Сандру, позволившую себе прижаться на миг щекой к плечу его белого кителя, потом решительно отстранившуюся. Андреа завладел ее рукой и не отпускал до окончания концерта, нежно лаская и украдкой целуя тонкие, огрубевшие в путешествии пальцы.

Едва замерли последние звуки скрипки, Сандра поднялась и, не сказав ни слова, направилась к выходу. Немного обескураженный Андреа последовал за ней, замечая долгие мужские взгляды вдогонку Сандре.

Они медленно пошли рядом по первой попавшейся улице, стремясь отдалиться от экзальтированной смеющейся толпы «цветных».

– Мне нельзя слушать такие вещи, – сказала Сандра после продолжительного молчания, – иногда мне кажется, что я иду по краю и они могут столкнуть меня. Да нет, вы не поняли, я не имею в виду смерть. Какой-нибудь отчаянный поступок, за который неизбежно будешь наказана, совсем так, как обещает музыка.

– А мне думалось, что вы, артистки, способны перевоплощаться и этим спасаете себя от ударов жизни, – сказал моряк, – в музыке вы были одна, а сейчас – другая.

Сандра остановилась, в упор смотря на лейтенанта. Потом глаза ее смягчились, и даже в скудном свете редких уличных фонарей он увидел в них нежную насмешку.

– Милый Андреа, перестаньте воображать, что я большая артистка! Я всего лишь хорошая модель, игравшая очень средне, так, как может каждая женщина, если она не совсем тупа. Все мое существо противилось артистической карьере, это был ложный шаг, я расплатилась за него, и теперь кончено.

Андреа недоверчиво улыбнулся. Сандра взяла его под руку и слегка прижалась к нему, стараясь соразмерить свою танцующую походку с его тяжеловатыми шагами моряка.

– Мой милый, может быть, вы поблагодарите судьбу, что из меня не вышло артистки!

– Это в каком же случае?

– Когда, ну… – Сандра на мгновение смутилась и торопливо продолжала: – Если не обладать потрясающим, редкостным талантом, какой появляется раз в поколение, путь к вершинам искусства труден и жесток. Так у нас и, по-видимому, везде в мире. И пока женщина, даже талантливая, станет выдающейся артисткой, она потеряет так много, что перестанет быть женщиной, а станет только артисткой. Отсюда и поговорка, что талантливые люди бессердечны.

Лейтенант резко остановился. Шепча ее имя, он схватил ее, сдавил в крепких руках. Сандра обняла его шею, дыхание ее прервалось, длинные ресницы скрыли глаза. Оба очнулись, лишь когда шумная компания молодежи появилась на противоположной стороне улицы.

– Боже мой, какое бесстыдство! – Сандра, слегка задыхаясь, провела рукой по волосам и одернула платье. – В чужом городе! Сейчас нас поведут в тюрьму, решив, что кто-то из нас «цветной» и обольщает ангелочка белого.

– Вас настращала здешняя полиция, но ведь я с вами! – торжествующе сказал Андреа, заглядывая в ее глаза. Переполненное любовью сердце билось тяжелыми, сильными ударами.

Сандра отодвинулась и покачала головой:

– Не надо, милый. Подождите, а я все объясню. Пора нам поговорить.

Лейтенант и Сандра медленно пошли по темной аллее между двухэтажных домиков. Где-то справа и впереди разносился шум электропоездов Кейптаун – Саймонстаун, разрывавших ночь своими странными плачущими сигналами, похожими на человеческие вопли.

– А вам не будет очень стыдно, если я… пойду босиком? Хочется идти далеко, и я привыкла в море, на палубе… Здесь темно, ваш позор не будет виден.