Лена с горечью заметила, что дочь говорит о ней в третьем лице. Словно ее мать действительно умерла.

— Ты говорила, что дорожишь моими письмами, — сделала она еще одну попытку. — А кто их писал, разве не я? Все в этих письмах было правдой. Я действительно работаю в агентстве по трудоустройству, а Льюис — в гостинице…

— Мне нет до этого дела… не думай, что мне это интересно. Я пойду.

— Не уходи, прошу тебя. Как ты будешь жить, узнав такую ужасную новость?

— Я уже узнавала ужасные новости и выжила, — с горечью ответила девушка.

— Ну посиди еще немножко. Если мои слова раздражают тебя, я буду молчать. Но я не хочу, чтобы ты осталась одна после такого потрясения.

— Раньше тебе не было до этого дела… когда ты бросила нас…

Кит поднесла кулачок ко рту, пытаясь справиться со слезами. Лена знала, что лучше не трогать ее. А Кит не терпелось уйти, но ей надо было собраться с духом. Она кусала пальцы, стараясь не заплакать.

Подперев щеку ладонью, Лена глядела в окно, за которым люди жили обычной жизнью.

Кит взглянула на нее.

Мать всегда была такой. Могла сидеть молча до бесконечности. Когда они ходили на озеро, все остальные бегали туда-сюда и что-то показывали друг другу, а мать безмятежно сидела, не испытывая желания ни говорить, ни двигаться. Когда вечерами семья собиралась у камина, отец показывал детям карточные фокусы, разучивал скороговорки или играл в «лудо», а мать просто смотрела в огонь, иногда гладила Фарука и молчала.

Тогда эта картина казалась такой мирной! Зачем этот человек пришел и увел от них мать? Злоба на Грея, который сломал им жизнь, помогла Кит справиться со слезами. К ней вернулась способность говорить.

— Он знает о нас? — в конце концов спросила она.

— Кто? — искренне удивилась Лена.

— Этот человек... как его… Льюис.

— Да, его зовут Льюис. Конечно, знает.

— И это не помешало ему увести тебя? — В голосе Кит звучало отвращение.

— Я ушла сама. Потому что хотела этого. Ты должна понять, что я очень хотела этого. Иначе мне не хватило бы сил бросить вас.

Кит заткнула уши:

— Я не хочу это слышать! Не хочу думать о том, чего ты хотела! Когда я думаю об этом, меня тошнит! — Ее лицо покраснело от гнева.

Девочкам бывает неприятно думать о том, что их родители занимаются сексом. А тут речь шла о желании, которое вызывал у матери другой мужчина. И Лена поняла это.

— Я сказала так, потому что не снимаю с себя вины.

— Вины! — Это слово прозвучало, как звук пощечины.

Лена испугалась, что Кит сейчас встанет и уйдет навсегда.

— Что мы будем делать? — быстро спросила она.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты скажешь Эммету и… ну, твоему отцу, что… что все обстоит не так, как они думали?

— Ты всегда знала, что все обстоит не так, как мы думали.

— Кит, пожалуйста… Ведь я этого не хотела. Так вышло по ошибке.

— О чем ты собираешься меня попросить? — холодно сказала Кит.

Помолчав, Лена подняла голову и посмотрела дочери в глаза:

— Чего хочешь ты? Чтобы все узнали правду — что я жива?

Последовала еще одна долгая пауза, а затем Кит медленно сказала:

— Раз уж ты пять лет хотела, чтобы тебя считали мертвой… пусть все так и останется.

Эти слова прозвучали для Лены как стук молотка, забивавшего гвозди в крышку ее гроба.

Она осталась одна.

Айви видела, как девушка спустилась по лестнице и пошла к двери. Теперь она уже владела собой. Ей не потребуется помощь, чтобы перейти на другую сторону улицы. Она выглядела как человек, который сам справится со своими проблемами. Но ее лицо словно окаменело. Такого пустого и холодного выражения на нем раньше не было.

Айви очень хотелось подняться к Лене. Хотелось утешить женщину, которая в один день потеряла и любовника, и дочь. Но она понимала, что этого делать не следует. Лена знает, где живет ее хозяйка. Когда она будет готова к разговору, то спустится сама. Но не раньше.

Кит зашла в кафе. Там стоял музыкальный автомат, и несколько девушек ее возраста слушали пластинки. Она им позавидовала. О господи, как хорошо жить в нормальных домах, из которых матери не убегают… и не воскресают из мертвых! Никто из этих девушек не сталкивался с призраком. И у них было достаточно денег, чтобы крутить пластинки одну за другой. Они говорили о парнях, с которыми встречались. Две из них были негритянками, но говорили с лондонским акцентом. Похоже, жизнь изменилась: люди разных цветов кожи сидят в кафе на одной улице, и никто из них не знает друг друга.

Именно здесь жила мать с тех пор, как бросила их.

Мама жива. Что скажет на это Эммет? Он успокоился, только когда нашли тело… А папа? Что подумает папа? Снова впадет в черную меланхолию? Им не надо это знать. После стольких лет эта новость причинит им слишком сильную боль и принесет несчастье.

А во всем виновата она, Кит.

За прошедшие годы Кит часто винила себя, задавая один и тот же вопрос: правильно ли она поступила, что сожгла письмо? Но всегда говорила себе: Господь знает, что она сделала это, как ей казалось, из лучших побуждений. Из любви к матери. Но кому интересны ее благие намерения? Правильно говорят, что ими выложена дорога в ад.

Кофе обжег ей горло.

Нет, никто не должен ни о чем узнать. Тем более что этого хотела она сама… Кит не могла назвать матерью эту стройную женщину, жившую в современной квартире и говорившую о своем физическом влечении к Льюису или как там это называется… Зачем подвергать Эммета пытке, которую с трудом выдержала она сама? И папу тоже. Что будет с папой, если он узнает, что его любимая Элен, по которой он пролил столько слез, бросила его, потому что хотела спать с мужчиной по имени Льюис?

Кстати говоря, а где он, этот Льюис? Если мать сходила по нему с ума, то почему в квартире нет и следа его пребывания? Кит вспомнила мужчину, который разговаривал с Айви. Красивого темноволосого мужчину, похожего на актера. Нет, вряд ли это был Льюис; он куда-то уезжал. И оставил большой сундук со своими вещами, который должны были забрать. Нет, это не любовник матери. Он слишком молод…

Кто-то тронул ее за руку. Она вздрогнула и подняла глаза. Неужели мать или миссис Браун следили за ней?

Но это оказался юноша лет восемнадцати.

— Ты одна? — спросил он.

— Да, — глядя на него с опаской, ответила Кит.

— Не хочешь присоединиться к нам? — Он показал рукой на столик, за которым сидели лукаво улыбавшиеся парни и девушки.

— Нет, спасибо… Большое спасибо.