— А как ты узнала, что меня друид вел?

— А кто? Гвин, что ли?

— У нас и другие боги есть! Гвин — он король сидов, да. Но есть еще Амаэтон, Гверн, Мабон… Талиесин захаживает. Но редко. И ты! Тебе по два человека каждый год приносим. На день Неметоны и весной, чтобы ты страну не затопила. Но боги, конечно, невест не выводят. Иногда себе берут…

Наверное, в омут. В наступившей тишине отчетливо скрипнули зубы сиды. Одно хорошо — епископский викарий по-валлийски ни бельмеса.

— У кого это — у нас? — поинтересовалась Немайн вкрадчиво, точно епископ Дионисий на суде.

— У нас в Анноне…

— Ты же не хочешь туда возвращаться?

— Но там отец, мама… То есть и родная и три остальных. Тетки, сестры…

Кажется, с мужским полом у них дело швах. Не рождаются?

— Братья у тебя есть?

— Нет. Но это только нам не повезло. У соседей и по два мальчика случается. Зато у меня все мамы живые…

— И это фэйри обвиняют в подбрасывании подменышей… Дураки. Это не работает. Сколько ваших каждый год тонет в болотах?

— Тонут. — Озерная задумалась. — Я тогда так далеко считать не умела. Больше пяти… Может, семь?

— Как видишь, жертва не помогает. Так вот родне и передай при оказии…

Разговор понемногу прояснял картины подземной жизни — а на деле жизни на плотных растительных покровах да мелких островках среди торфяных болот. Успокоившаяся озерная, поняв, что от нее требуется и правда именно разговор, охотно вспоминала детство да девичество. Клирик уже почти и не слушал, только поощрял подробности, чтобы было потом что спокойно проанализировать. Не нравилось ему соседство с цивилизацией, приносящей человеческие жертвы. Пусть и обреченной. Память подсказала — подобная история произошла с инками. Осколок жестокой империи ухитрился пережить ее на полвека в недоступной горной долине. Потом испанцы вызнали нужные тропы. Здесь же сложилось равновесие — а все потому, что болотная община приобрела репутацию волшебных существ.

Праздник, как любой новый день, должен был начаться с вечера. Раз уж в день Немайн нельзя жечь огонь — кроме как для отправления кормящего мастера ремесла, — вечерний пир сразу после захода Солнца был единственной горячей трапезой суток.

Немайн отвели самое почетное место. Стол круглый, но южная, добрая, сторона считалась более почетной. Клирик понимал — происходит неладное. Но сэр Эдгар против подобного ущемления своего статуса не протестовал. По правую руку сел хозяин, по левую пристроили викария. Осторожно поднесли первое блюдо. Овсянка! И все дружно принялись коситься на сиду. Видимо, желая посмотреть, как она будет давиться этой гадостью.

Или что? Клирик припомнил — в патриархальных семьях едят после того, как даст отмашку глава семьи. Похоже, сейчас эта роль на нем. Взял ложку. И — вовремя — вспомнил.

— Святой отец, благословите трапезу, — громко попросила сида по-валлийски. И тут же тихо повторила по-гречески. Молитвенно сложила руки. И принялась повторять за греком молитву Господню. Громко. По-валлийски.

На первых словах только выпученные глаза хозяев и гостей. Но уже с третьего слова вступили воины Вилис-Кэдманов, за ними королевские рыцари. А там и все остальные. Только озерная сидела с открытым ртом. На ее глазах происходило странное, но только теперь, воспитанная в многобожии, она начала понимать — разница между людьми и божествами предков гораздо меньше, чем между ними обеими и Творцом вселенной. Раз уж сида не считает зазорным молиться его сыну. Который еще и человек…

А потом все равно была овсянка. И беспокойные взгляды хозяина. Алана ап Милля очень беспокоило поведение Неметоны. Жертвы он принести не успел. И теперь совсем не был уверен, как и какие требуется приносить в дальнейшем — раз богиня крестилась. Пытался помочь делу, подав излюбленную сидами пищу, — и вот угрюмо ковыряется в тарелке. Неужели старые былины врут? Не может такого быть! А там подробно описано, что сиды, у которых овес в холмах не родится, сидят на ячмене, и хлеб из него пекут. Овес ради праздников у людей выменивают. И сама светлая Дон, бывало, заглядывала к фермерам разодолжить тарелку-другую овсяной муки для маленьких дочерей…

От ненавистной каши Клирика спас разъезд. Картина была — заглядение. Особенно сэр Кэррадок впереди — ух хорош. Ухваченный одной фибулой — свежее поветрие по неторопливым меркам мод раннего Средневековья — плащ колышется в такт быстрым шагам. Венок на голове, от чего вид слегка вакхический, на щите вязь букв: "Иисус Христос, царь Иудейский". В руке, за волосы ухвачена рыжеволосая бородатая голова. Без тела, естественно. Сам при этом доволен, точно кот, принесший хозяйке мышь. Того и гляди, начнет лапкой усы умывать. Ох, ты… Ну не умывать, подкручивать, но начал!

— Это человек. — Рыцарь обращался к командующему, но косился на сиду. — Все тело я тащить не стал. На ушах у него было вот это.

Воск!

— И вот этих мы терпели почти месяц? — Алан грохнул кулаком по столу, развернулся к сэру Эдгару: — Утром у тебя будет половина моих родичей в качестве воинов…

— Много чести разбойной швали. Лучше дай мне проводника, чтоб эту рощицу хорошо знал. К утру разбойников в живых не будет! Выступаем немедля. А то обеспокоятся отсутствием этого, — кивнул на мертвую голову, — сторожкие будут. И до утра обойдемся без попа. Пусть посидит в безопасности.

Сэр Эдгар собирался сунуться в лес. Ночью. Против врага, превосходящего числом. На радостях, что враги — люди. Немайн поспешно сообщила викарию. Что разбойники люди, что возможна бессудная расправа. Тот резко кивнул. Потом запнулся — как всегда. И вдруг тихо и быстро выпалил:

— Тут же никто не понимает греческого… Святая и вечная! Ты переведешь мои слова к этим людям? Хозяевам?

— Да, говори скорее. И впредь обращайся ко мне попроще. Хотя бы на людях.

— Хорошо, сиятельная дева, — понизил викарий августу на пару рангов.

Скороговорка. Ответ хозяина. Перевод. Прощальные кивки. Колесница. И тут… Сэр Кэррадок спрыгивает с коня. Смотрит — весело и пакостно. Ну да, его ж обидели. Мертвую голову не оценили. Вместо того — трепались с викарием.

— Перед боем, ввиду грозящей мне смерти и выполнив твое желание, я прошу у тебя, благородная дева Немайн верх Дэффид, знак благосклонности.

Клирик знал — эта формула не означает сватовства. Но… Рабыню никто и не спросит. «Свободная» после такого должна вешаться рыцарю на шею и болтать ногами. И не особо их смыкать. «Благородная», кажется, действительно дарит вещичку. Типа платочка-шарфика, и рыцарь становится официальным ухажером. Предженихом, имеющим право отгонять от предмета привязанности соперников.

Что полагается делать богине, Клирик не знал. Но делать-то что-то было нужно, и срочно. Как бы поступила святая? Или… Оно! Кэррадок обнаглел? Пусть получает!

— Подойди ближе, мой верный.

И, едва Кэррадок подошел к колеснице, Немайн ухватила его голову руками, приблизила… Пауза получилась непроизвольно — у Немайн вдруг ослабли колени. Мир пошатнулся. Именно поэтому из задуманной милой шалости — материнского поцелуя в затылок — вышло то, что вышло. Все видели. Твердо и четко сида чуть наклонила голову своего прекрасного рыцаря — и поцеловала его в лоб. Как покойника.