от своего главного греха. Сейчас он честен с собой и делает то, что велит его душа.

Рваное Лицо сдвинул засовы, один за другим. Он прислушивался, но из-за двери не доносилось ни шороха. Он представил Кролика, съежившегося на узкой койке.

В каморке стояла кромешная тьма. Рваное Лицо посветил той свечой, что принес с собой. Свеча еле чадила, и в ее слабом свете ему не удалось обнаружить пленника. Шагнув внутрь, он тихо прикрыл за собой дверь.

— Не бойся. Я пришел, чтобы вывести тебя отсюда, — прошептал он.

Кролик не отозвался. Рваное Лицо прошелся по каморке, заглянул в каждый угол, убеждаясь в очевидном: Кролика не было. Он исчез. Рваное Лицо сел на койку и закрыл глаза, о чем-то крепко задумавшись. Когда он заговорил, в его голосе звучала твердая уверенность:

— Ты разрушишь этот город, будь он проклят, Кролик. Он просто не выстоит, если ты в нем.

Он вышел из комнаты и тщательно задвинул засовы. Когда позже он придет сюда с другими чтобы проведать удивительного пленника, вот тогда он будет потрясен его загадочным исчезновением. А на данный момент ему ничего не известно.

Глава 11. Что умеет Вогт?

Небо было синее и прозрачное, как топаз. И одно маленькое пушистое облако, легкое, как крыло бабочки. Вогт зачарованно наблюдал, как ветер движет его по небу. Сегодня он проснулся с мыслью, что это будет совершенно особенный день, и с тех пор не переставал думать об этом. Его переполняли ожидание и радость…

Отголоски тех чувств Вогт мог ощущать даже сейчас, годы спустя, в окружении затхлого полумрака каморки, когда давно сгинуло не только то маленькое облако, но и люди, что были рядом с Вогтом тем утром. Вогт еще питал надежду снова встретить их в Стране Прозрачных Листьев, но может выясниться, что путь мертвым туда заказан («Мертвы», — с горечью констатировал он вслух), и тогда ему придется смириться с необратимостью потери. Монастырь осквернен и заброшен… И даже небо, пусть порой и бывает очень синим, но, кажется, никогда больше такое синее…

Тем не менее светлые воспоминания помогали Вогту отвлечься, забыть о тяжести текущей ситуации, и он не препятствовал своему отчаявшемуся разуму устремиться к ним.

Полдень того же дня, просторная монастырская комната, большие открытые окна, очередной урок… Вогт все еще фонтанировал счастьем и едва мог сосредоточиться на объяснениях Ветелия. Однако Ветелий не сердился — не в его привычках было поддаваться раздражению. Стоя возле окна, он был весь озарен солнечным светом, и волосы, просвеченные солнцем, образовали вокруг его головы сияющий ореол. Волосы Ветелия были длинными, некогда золотистыми, а теперь посеребренными сединой, волнистыми. Стоило волосам Вогта чуть отрасти, как они тоже свивались в мягкие завитки… Несмотря на отсутствие кровного родства, Вогт и Ветелий походили друг на друга как родные.

Вогтоус перевел взгляд на большой деревянный ящик на столе перед ним. Ящик был поставлен на бок и обращен донышком в сторону Вогта.

— Ты не сможешь забыть о преграде, пока видишь ее перед собой, поэтому закрой глаза, — напомнил Ветелий. Его низкий голос тек, как вода. — Прикоснись к поверхности, сосредоточься на ее текстуре. Представь себе древесные волокна, отделяющиеся друг от друга, повисающие расслабленными нитями. Представь, как они расступаются, позволяя тебе проникнуть сквозь них.

«Это невозможно, — подумал Вогт. — Я столько раз пробовал. Но это невозможно».

— Невозможно, — покачал головой Ветелий, уловив его вороватую мысль. — Невозможное — это то, что мы пока не сумели освоить. И только-то.

— А ты умеешь проходить сквозь стены, Ветелий? — спросил Вогт.

— Может быть, — слегка улыбнулся Ветелий. — А может, и нет. В любом случае это не то, что станешь делать напоказ.

— Почему?

— Просто не получится. Сосредоточья. Закрой глаза. Сегодня ты должен ответить на мой вопрос.

Вогтоус послушно зажмурился. Под веками было оранжево и щекотно. Он тихонько хихикнул, ощущая нелепость собственных действий. Ветелий не одобрял такое легкомысленное отношение. Все-таки он вкладывал в обучение Вогта изрядное количество времени и сил и требовал от него прилежания — раз уж успехи на данный момент отсутствуют. Вот уже полгода, едва ли не каждый день, Вогт видел этот ящик. Но так и не смог ответить на краткий вопрос: что внутри? Порой он едва удерживался от того, чтобы вскочить с места, обежать стол и взглянуть на ящик с противоположной стороны, наконец увидеть запрятанное в нем. Но это был бы обман. К тому же это бы совершенно ничего не добавило к его навыкам.

Вогт протянул руки. Какая знакомая поверхность — сегодня прогретая солнцем. Теплое занозистое дерево (он скоро отполирует его кончиками пальцев). И все же в этот раз ощущения были несколько иные. Или же его пальцы вдруг стали чувствительнее? Он четко различал шероховатость и гладкость. Царапины. Сучок. Форму древесных волокон. Он был полностью сосредоточен на чувственном восприятии, но вдруг его ладони толкнулись в пустоту. Он удивленно потянулся к отдалившемуся вдруг ящику, а затем взвизгнул и отпрянул… Его глаза распахнулись. Кончики пальцев на правой немилосердно жгло. Он заморгал и немедленно засунул обожженные пальцы в рот.

— Ты готов ответить на мой вопрос? — спокойно осведомился Ветелий.

Вогт вытащил пальцы изо рта и внимательно изучил их. На коже уже начали вздуваться мелкие пузырьки.

— Свеча, горящая свеча!

Ветелий, кивнув, извлек свечу из ящика и продемонстрировал ему. Колеблющийся язычок огня был едва различим в ярком дневном свете.

— Вообще-то больно, — пробубнил Вогт, снова принявшись обсасывать пальцы.

— Так и нужно. Пусть поболит. Как напоминание — одной невозможной вещью стало меньше.

И действительно — стоило Вогту бросить взгляд на обожженную кожу, и он снова переживал тот момент триумфа. Но вскоре кончики пальцев зажили, вернувшись к привычному нежно-розовому цвету. Вот тогда его начали одолевать сомнения: удалось ли ему коснуться пламени сквозь деревянную стенку, пусть тонкую, но вполне себе вещественную, или он все себе придумал?

У него так никогда и не получилось повторить трюк с ящиком. Год спустя Ветелий пропал (утром, когда он ушел чтобы не вернуться, небо было серое-серое, плачущее дождем, и Вогтоус тоже начал плакать, терзаясь гнетущим предчувствием). Впрочем, лучше не вспоминать об этом, иначе он окончательно отчается. Вогтоус встал и, спотыкаясь о собственные ноги, подошел к двери. Он надавил на нее плечом — только чтобы еще раз убедиться в прочности запоров. Закрывать глаза не было необходимости — свеча догорела, так что в каморке было темно, как в запертой бочке.

— Дверь — не преграда, — уверил себя Вогт. — Она холодная. Скользкая. Шершавая.