на книгу, и я нахмурилась еще сильнее. Я никогда не видела ее раньше, но, даже не открывая, могла сказать, что с ней не стоит связываться. Одного только ощущения, исходящего от нее, было достаточно, чтобы сказать мне, что это темная и опасная вещь.

— Давай заберем все это отсюда, — сказал Данте. — Единственные люди, которых я знаю, кто может так хорошо подделывать документы, это Киплинги. Возможно, мы сможем получить от них ответы, и, по крайней мере, вернувшись в академию, мы сможем сосредоточиться на выяснении всего этого, не беспокоясь о том, что кто-то может нам помешать.

Я кивнула на его предложение, радуясь возможности немного отдышаться, дать своему разуму пережить шок от этого открытия и настроиться на то, чтобы разобраться во всем этом.

Данте положил все обратно в сумку, включая книгу «Magicae Mortuorum», застегнул ее на молнию и перекинул через плечо. Он начал накладывать на нее заклинание сокрытия, и, когда это было сделано, сумка казалась не более чем глубокой тенью позади него. Когда мы окажемся внизу, в тусклом свете клуба, ни у кого не будет шансов заметить ее.

Я открыла дверь, чтобы вернуться вниз, но Атлас Данте зазвонил в его кармане, прежде чем я успела сделать шаг.

Он вытащил его и тихо выругался, и посмотрел на меня извиняющимся взглядом. — Я должен ответить, bella. Это мама, а учитывая все, что сейчас происходит с Феликсом, я должен быть уверен…

— Встретимся внизу, — сказала я, отмахнувшись от его извинений. — Я должна потратить немного времени на общение с Сэл, прежде чем мы уйдем.

Он кивнул. — Тогда встретимся у машины, — согласился он и быстро ответил на звонок, а я помчалась вниз искать старую Сирену.

Мое сердце громыхало, и я чувствовала, что мое горе поднимается вверх, чтобы снова поглотить меня целиком. Возвращаться сюда было больно. Может, иногда это и хорошо, но сейчас я чувствовала, что это разрывает меня на части.

Я заставила себя отвлечься от загадок этой сумки и того, что, черт возьми, имел в виду Гарет, готовя ее для меня, когда оказалась возле офиса Сэл. Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, нацепила на лицо улыбку и толкнула дверь.

Она, как обычно, сидела за своим столом, а Петри, главный вышибала, развалился в своем кресле в углу, уставившись на что-то в своем Атласе, но, увидев меня, поднял голову и широко улыбнулся. Он был огромным парнем, с толстыми мышцами и щетинистыми волосами, которые, как мы с Гаретом всегда шутили, заставляли его выглядеть так, будто он все время находится в форме Минотавра.

Я не пропустила медленный след его глаз по моему телу и постаралась скрыть свое отвращение к нему, но гогот Сэл сказал мне, что ее дар позволил ей все же уловить его запах.

— Где твой друг? — спросила Сэл.

— Ему нужно было идти домой, — наполовину соврала я. Данте ждал меня снаружи, но он больше не увидит Сэл, так что это не имело большого значения. — Семейные дела.

— Понятно, — Сэл обменялась тяжелым взглядом с Петри, но я была слишком поглощена собственным горем, чтобы пытаться расшифровать его смысл. — Как ты, девочка? — спросила Сэл, указывая мне на кресло напротив себя, в которое я опустилась, когда она встала и села рядом со мной. — Я чувствую, как сильно ты скучаешь по нему, — добавила она доброжелательно, видя сквозь мою фальшивую улыбку то, что режет мое сердце.

— Да, — согласилась я, не видя смысла отрицать это. — Находясь здесь, я чувствую себя рядом с ним. Но и в то же время далеко.

— Мы скучаем по тебе, дитя, — мягко сказала она. — Я знаю, что мы не одной крови, но мне нравится думать об этом месте и всех, кто работает здесь на меня, как о нашей семье. Мы — собрание забытых душ, которые хранят в себе боль, которую такие люди, как твой партнер или твой друг, не могут полностью понять, — ее рука легла на мое колено, и я втянула воздух, когда горе во мне обострилось, зажав мое сердце в тиски и заставив меня на мгновение почувствовать себя настолько невыносимо одинокой, что все остальное было вытеснено из моего сознания. Чертовы Сирены. — Я любила Гарета. Мы все любили. Мы разделяем твое горе, понимаем его. Мы хотим видеть, как ты будешь процветать и расцветать, как он всегда мечтал. Наша семья так разбита без тебя, девочка. Разве ты не скучаешь по нам тоже?

Я посмотрела на нее сквозь залитые водой глаза и покачала головой в знак согласия. Мне действительно не хватало этого здесь. Мне не хватало смеха девушек за кулисами и игривых смешков вышибал. Мне не хватало музыки, танцев и чувства принадлежности, когда тебя никогда не осуждают.

— Жизнь тяжела для таких людей, как мы, Элис, но знаешь, что делает ее лучше? — спросила она, и я смахнула слезы, чтобы увидеть доброту в ее глазах и почувствовать правду ее слов.

— Что? — пробормотала я, нуждаясь в этом ответе больше всего на свете, потому что, когда мое горе поглощало меня вот так, все, что мне было нужно, это спасательный канат и кто-то, кто вытащил бы меня на берег.

— Мы держимся вместе. Мы помогаем друг другу чувствовать себя лучше. И мы используем эти дары, чтобы другим людям тоже было хорошо.

Рука провела по моей щеке, и я повернула голову, чтобы увидеть Петри, сидящего передо мной на краю стола Сэл, его серые глаза были наполнены собственной тьмой.

— Петри когда-нибудь рассказывал тебе о том, как его маму убили, когда он был мальчиком? — мягко спросила Сэл, и я покачала головой, мое сердце разрывалось от боли, когда я смотрела на этого человека, которого, как мне казалось, я знала, но у которого, как и у меня, под поверхностью скрывалась такая трагедия.

— Мне жаль, — вздохнула я, желая, чтобы ему стало легче, когда кончики его пальцев провели по моей челюсти, а его взгляд на мгновение переместился на Сэл, а затем снова нашел мой.

Ему было за сорок, и он всегда был рядом, когда я росла. Я никогда раньше не рассматривала его внимательно, но, сосредоточившись на нем, поняла, что он действительно привлекателен, несмотря на разницу в возрасте. Все эти грубые, щетинистые волосы, покрывавшие его лицо, скрывали это от меня, а его мощное тело было сложено мышцами, которым я раньше не уделяла достаточно внимания. Его зубы были самого манящего желтого оттенка, а в волосах, которые пробивались из манжета и воротника его рубашки, было что-то