Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек пересек всю сцену, подошел вплотную к пюпитру, за которым сидел Гонзо, и вдруг повалился в ноги.
– Помилосердствуй, барин! – завыл он отчаянным голосом, – Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя фирмы! Покажи мой рекламный щит крупным планом! – он истово клал поклоны, гулко ударяясь лбом о подножие пюпитра. – Двадцать рублей даю! А?
И тут Христофору стало стыдно. Как же он раньше не допер! Как не сообразил, что означает это венчание на сцене, этот странный поп, платье, заказываемое на телевидении, этот босой с топором, явно изображающий отца Федора, и наконец, это «волею пославшей мя фирмы»! Перед ним команда КВН!
Гонзо был, разумеется, наслышан о Клубе Веселых и Находчивых, объединившем под своими знаменами все русскоязычное население не только земного шара, но и Параллелья в целом. Клуб имел постоянную резиденцию в Московском Дворце Молодежи. Забыть об этом мог только человек, начисто лишенный чувства юмора, или обладатель такой сложной судьбы и такой беспокойной профессии, какие выпали на долю Христофора Гонзо.
Ни один форум или конгресс не собирал такого количества участников, ни одна политическая партия не могла соперничать в популярности с легкомысленным КВНом. Именно в дни игр Клуба случались описанные выше столпотворения перед входом в МДМ.
Христофор заметался на стуле, но уже не от страха, а от смущения. Помимо своей воли он оказался втянутым в выступление известнейшей команды. Опозориться перед лицом профессионалов ему не хотелось, однако он представления не имел, как вести себя в сложившейся ситуации.
К счастью, именно в этот момент репетиция остановилась сама.
– Здесь у нас должна быть песня, – сказал поп, обращаясь к кому-то в зале, – но фонограмма еще не готова...
– Так, – произнес в радиомикрофон человек, небрежно развалившийся в кресле первого ряда. – И вот это вы собираетесь показывать на игре?.. Ну-ну.
Между тем Христофор сам видел, как во время венчания он несколько раз принимался весело смеяться, переглядываясь с соседями и кивая на сцену.
– А эта карикатура на меня, – человек ткнул микрофоном в сторону Гонзо, – тоже на игре будет?
– Что вы, барин! – отвечали ему. – На игре вы сами... А этот – он так, чтобы обозначить...
– Ну спасибо, – сказал барин Христофору, – обозначил!
– А что, похож! – рассмеялась средних лет румяная женщина в русском наряде, сидевшая возле барина, но во втором ряду. – Ей-богу, похож! Подгримировать чуть-чуть, одеть поприличнее из нашей гардеробной – примут за настоящего! Не прикажешь ли, барин, я попробую?
– Попробуй, Вахрамеевна, – рассеяно согласился барин. Он уже не смотрел на Гонзо. – Только после моей смерти... Так! Если у новосибирцев все, посмотрим, что приготовила команда Орды!
Все стоявшие на сцене потянулись за кулисы, и впереди всех – Христофор. Слова Вахрамеевны о «нашей гардеробной» требовали немедленного разъяснения. Не прошло и минуты, как он был уже в зрительном зале, именно во втором ряду, и, отвесив Вахрамеевне галантный поклон, опустился в соседнее кресло.
– Здравствуйте, – произнес он с нахальной застенчивостью. – Я из команды Новосибирска.
– Да мы уж видели! – разулыбалась женщина. – Очень смешно! И барин такой похожий...
– Вам, правда, нравится? – Христофор стеснительно колупнул обивку кресла.
– Ой, я вообще вашу команду люблю! – Вахрамеевна взмахнула вышитым рукавом, показав Христофору свою полную белую руку. – И этого, в длинных ботинках, и этого, который стихи на барабане исполняет... И шутки ваши мне шибко нравятся! «Партия, дай порулить». Как раз, помню, младшенький мой родился после этой шутки... У Орды что? Одни пляски половецкие! Сердито, но дешево. Так, что я думаю, победу вам присудят. Правда, говорят, Москва еще дань за прошлый год не уплатила... Зато как у вас девки поют! Против ваших девок никакое жюри не устоит!
– Да, – охотно согласился Христофор. – Девки, они могут... Только вот проблема у нас. Свадебное платье никак не можем достать. Салон-то на ремонте! ... А у вас в Останкино нету платьев?
– В Останкино? У нас? – женщина подбоченилась гордо и наставила на Христофора локоток. – Так ведь получали вы! Рясу одну, форму эсэсовскую, два комплекта, костюм зайчика...
– Получали, – смиренно подтвердил Христофор. – Спасибо вам большое. А теперь нужно платье подвенечное, сорок четвертый, третий рост.
– А платья теперь нету! Я вчера еще вашим объяснила: сразу надо было заказывать!
– Но ведь мы же оплатим! – внушал Христофор. – Только скажите, сколько кому... а сколько – вам.
– Вообще-то, платья подвенечного мало оставалось...
– Так нам всего одно и нужно!
– Ишь, ты! Одно! – видно было, что Вахрамеевна готова сдаться, но не сразу, а постепенно, бастион за бастионом. – Надолго-то мы и одного не даем...
– На денек ведь только...
– И за денек можно устряпать... Взяли моду – как победят, так давай шампанское пить. А на костюме – пятна!
– Да, может, мы еще проиграем!
– Тогда и вовсе беспробудно. Бывает, реквизитом закусывают...
Христофор бросился на решительный штурм:
– Я л и ч н о отвечаю за сохранность, – сказал он интимным голосом.
– Ох! Ну хорошо... – в окошке последнего бастиона показался белый, вышитый петухами, флаг, – завтра приезжай в Останкино с утра...
Но Гонзо не знал жалости к побежденным.
– Почему же завтра?! – протрубил он. – Давайте – сегодня!
– Вьюноша! – простонала Вахрамеевна, – я не могу сегодня! Я с е г о д н я еще не обедала!
– Нон проблем, мадам! – Христофор навалился на ее теплое плечо. – Я же вас и пообедаю!
– Вот змей-мальчишка! – Вахрамеевна легонько оттаскала Гонзо за чуб, но улыбнулась снисходительно. – А, ладно! Поехали...
В коридоре к Христофору подошел его первый и пока единственный знакомый КВН-щик – тот самый шафер.
– Еду за платьем, – на ходу бросил Гонзо, опережая его вопрос.
– Благодетель! – возликовал шафер. – Сколько?
– Потом, потом! – Гонзо опасливо покосился на Вахрамеевну, но она была занята разговором с кем-то из служителей МДМ.
– Кстати, чуть не забыл! ... – спохватился вдруг Христофор. – Часов в пять – в шесть сюда приедут разные кандидаты в депутаты разводить свои дебаты...
– Да знаю я! – поморщился КВН-щик. – Посадили нам на шею...
– В каком смысле – на шею?
– В прямом! Накладка у них там вышла. По техническим причинам дебаты отложили – начало не в шесть, а в восемь.
– Ай-яй-яй! В восемь! ... Ну и что?