– Я должен воспринимать ваши слова как упрек, как проявление ревности? – пошутил Овид.

– Вовсе нет! Просто как констатацию факта.

– Я готов признаться только в одном: она вполне может потеснить вас в моем сердце.

– Значит, я была права.

– А я, скажем так, был неправ в том, что так долго оставался холостяком. В этом, в общем-то, нет ничего хорошего. Однако виноваты в этом вы, Эрмин, – прошептал он ей на ухо.

– Овид, поскорее решайтесь создать для себя семейный очаг, ибо вы этого заслуживаете. Я имею в виду не одну лишь Эстер, а вообще любую женщину, которая будет любить вас всей душой. Я была кое в чем неправа относительно вас, я это признаю. Но теперь мы хорошие друзья, и вам следует найти для себя родственную душу – супругу, которая сделает вас счастливой.

– Поживем – увидим, – пробормотал Овид.

Вальс закончился, и они разошлись в стороны. Несколько секунд спустя зазвучали звуки вальса «На прекрасном голубом Дунае». Лафлеру хотелось пригласить на танец Эстер, но тут он натолкнулся на Лоранс, которая едва ли не бросилась ему на шею. Эта девушка выпила два бокала шампанского и теперь была готова на любые смелые поступки.

– Вы позабыли обо мне, месье Лафлер, – усмехнулась она. – Один поцелуй – и ничего больше.

– Тише, не говорите так громко! – пробормотал учитель. – Вы думаете, ваши родители стерпят, если узнают о том, что произошло между нами?

– А-а, значит, между нами все-таки что-то произошло!

Овид попытался переместиться с Лоранс в сторону и танцевать чуть поодаль от всех остальных.

– Прошу вас, Лоранс, ведите себя сдержаннее, а иначе я оставлю вас и уйду. Тот поцелуй был ошибкой. Я прошу у вас прощения, я потерял голову. Вы, мне кажется, тоже.

– Вовсе нет. Я ждала этого поцелуя. Я люблю вас всей своей душой, Овид. Я готова отдаться вам тогда, когда вы этого захотите – хоть завтра, хоть сегодня ночью, – прошептала Лоранс.

На этот раз Овид, сильно разволновавшись, стал увещевать девушку суровым тоном:

– Вы пьяны и потому говорите глупости, бедный ребенок! Мужчины, которые относятся к вашей молодости не так уважительно, как я, могли бы этим воспользоваться. Прошу вас, Лоранс, будьте благоразумны. Имейте в виду, что, хотя я вами восхищаюсь и высоко вас ценю, я не собираюсь делать вас своей любовницей.

– Ну тогда женитесь на мне, – чуть слышно сказала Лоранс.

– Дорогая малышка, не говорите глупостей, тем более что на нас сейчас смотрит ваш отец.

– Вы ведь приедете за мной завтра утром, не так ли? Вот мы и поговорим по дороге в Пуэнт-Блё. Пообещайте мне это, Овид.

– Я вообще-то полагал, что завтра вы останетесь здесь со своей сестрой и Кионой. Так будет правильнее. Никто не поймет, с какой стати вы вдруг куда-то едете в такой момент. Лоранс, здравый смысл подсказывает, что вам лучше прекратить приезжать и помогать мне.

Лоранс, не желающая прислушиваться к этим доводам и намеренная и дальше жить в мире своих грез, увидела в увещевании Овида его желание сохранить свои отношения с ней. Она ответила ему тихо:

– Значит, в четверг. Я приеду в четверг. Бадетта и Нутта сядут на поезд рано утром. Вы правы: нам следует быть осторожными.

– Ну хорошо, в четверг, – вздохнул Овид, решив, что в долгом и обстоятельном разговоре еще сумеет переубедить эту девушку.

Лоранс, успокоившись, полуприкрыла глаза и переключила свое внимание на музыку и на ощущения, которые вызывали у нее пальцы Овида, прикасающиеся к ее ладони и к ее талии. Ее кожа в местах этого прикосновения, как ей казалось, буквально горела (она даже была готова в этом поклясться), и от них расходилось приятное тепло.

Киона больше не танцевала. Усевшись в кресло из ивовых прутьев, она гладила запрыгнувшего ей на колени фокстерьера. Лапы у песика были грязными, и он испачкал ими ее платье из зеленого муслина, однако она не обратила на это ни малейшего внимания, поскольку намеревалась вскоре переодеться в свою любимую одежду – штаны и рубашку. К ней подошел, завершив танец, Тошан. Он слегка наклонился и прикоснулся к ее плечу.

– Как ты себя чувствуешь, сестренка? Тебя все еще донимают наши мысли?

– Это настоящая какофония идей, сожалений, надежд… – призналась Киона. – Однако Фокси – это очень хорошее средство от моей проблемы.

– Вот этот песик?

– Да. Я пытаюсь сконцентрироваться исключительно на его мыслях. В них тоже есть своя пикантность. Он думает о разрытой земле, об изгрызенных деревяшках, о противных грызунах, которым удается от него удрать… А еще он думает о том, что ему дадут остатки еды.

– Ты шутишь, Киона?

– Да нет, я говорю серьезно. Если бы я могла, я держала бы Фокси на руках целыми днями. Тошан, когда мы отправимся на берег Перибонки? Бабушка Одина, возможно, сумеет меня исцелить! Там ведь есть твои ездовые собаки. Я буду прогуливаться с ними большую часть дня, и тогда у меня уже не будет возможности читать ваши мысли.

– Я могу дать тебе один совет. Ты говорила о каре, но лично я сильно сомневаюсь, что тебя кто-то покарал. Мне кажется, что ты скорее покарала себя сама. Когда мы возвращались сюда, я слышал, как вы спорили – ты и Мин. Ты повторила несколько раз, что бросила нас, предала. То явление, от которого ты страдаешь, может быть вызвано твоими угрызениями совести. Ты читаешь наши мысли, как будто тебе хочется узнать, какие чувства мы испытали на самом деле за время твоего отсутствия и действительно ли мы были несчастны.

Киона уставилась на Тошана ошеломленным взглядом. Тошан, почувствовав сострадание к ней, погладил ее по щеке.

– Хотелось бы мне, чтобы твои слова были правдой! – сказала Киона.

– Разберись в себе самой, сестренка. Меня ведь, между прочим, тоже родила на свет Тала-волчица. Так что моя интуиция может оказаться правильной.

Тошан, улыбнувшись, выпрямился. К нему подошла Мари-Нутта.

– Папа, мне хотелось бы потанцевать буги-вуги или чарльстон, но никто на это не соглашается. А у бабушки вообще-то есть такая пластинка. Танцевать вальс – это ведь не очень интересно.

Отец тут же поддержал свою дочь, но это не помогло: все остальные и слышать не хотели о том, чтобы танцевать под подобную музыку. Лора и Жослин объявили, что они устали и уже идут ложиться спать. Их примеру последовала Мадлен. Онезим, слегка протрезвев после танцев, решил, что ему пора ехать домой. За ним увязалась Шарлотта.

– Надеюсь, черт побери, что мой драндулет сможет завестись и поехать прямо, и я доведу Лолотту до отчего дома. Всем пока!

– Пока, мой малыш! – ответила ему первой Мирей.

Шарлотта подошла к Кионе и, обняв ее, прошептала озабоченным тоном:

– Приезжай поскорее в Валь-Жальбер. Ты мне нужна.

– Хорошо, приеду.