— Но ведь ты не промолчала?

— Я? — Валя упрямо тряхнула волосами. — Потому что я не верю, что это написала Лерка. Она, конечно, иногда вредничает, нос задирает по всякому поводу… Но она не убийца, запомните.

— Хорошо, девочка, — Майя успокаивающе взяла ее за руку. — Даю честное слово: я не имею к милиции никакого отношения. Я просто случайный свидетель. И хочу разобраться.

Электричка меж тем зашипела, замедлила ход и остановилась, оглушительно лязгнув буферами. Не глядя на попутчицу, Валя произнесла:

— Нам выходить.

Подошла к двери тамбура и канула вниз, только взметнулся красный помпон на вязаной шапочке. Майя без раздумий прыгнула следом, едва не подвернув ногу, приземлилась и огляделась… Крошечная станция, размером примерно с автобусную остановку, тускло освещенная единственным фонарем, наглухо заколоченный ларек в облупившейся зеленой краске, лавочка-сугроб посреди платформы, испещренной птичьими следами, надпись прямо на снегу «Васька — пидор», утоптанная тропинка, убегающая в темное никуда, где, впрочем, слабо виднелись контуры дачных домиков за забором.

Из-за ларька браво выскочила здоровенная лохматая дворняга, прыгнула, оскалив зубы и угрожающе зарычав. Майя бросилась было вперед, чтобы в случае чего заслонить девочку, но та, не сбившись с шага, скатала тугой снежок и запустила прямо в собачью морду — дворняга заполошно взвизгнула и убралась, поджав хвост. Майя покрутила головой: да, Валя умела держать стойку.

Выплюнув еще одного припозднившегося путника — в валенках, шапке-ушанке и с брезентовым рюкзаком за спиной, электричка укатила, прогромыхав на стыках. Первые несколько секунд этот прохожий, показавшийся Майе странно знакомым, занимал ее воображение, но потом рассуждать стало некогда — Валя целеустремленно семенила впереди по тропинке, и приходилось поспешать, чтобы не потеряться. Лишь одна мысль назойливо билась в измученной черепной коробке: а ведь она довольно точно описала виденную мною Бабу Ягу — мелькнувшую в школьном вестибюле, а потом — лихо отплясывающую брейк в актовом зале, а потом…

— Там огонь! — вдруг взволновалась девочка, прибавив ходу.

Майя вскоре и сама увидела: свет в окне… Нет, огонь, костер — и не в доме, а снаружи, среди голых деревьев в маленьком, соток шесть, саду за старым штакетником.

— Стой здесь! — крикнула она, обгоняя Валю. Ага, вон красный бок знакомой «тойоты», вон сам Артур, в распахнутой дубленке, колдует над сырыми дровами с канистрой в руках — ни дать ни взять бродяга-турист на бивуаке, не хватает только гитары… И лицо подводит, решительное и жесткое, — нет, с таким лицом песни под гитару не горланят и девок в палатке не портят, с таким лицом одна дорога: в тыл врага с рацией и парашютом…

— Артур! — крикнула Майя.

Он удивленно и растерянно поднял голову.

— Ты? Ты что делаешь здесь, мать твою? Как ты меня нашла?

— Да вот, — она виновато развела руками, стараясь восстановить дыхание. — Вот нашла…

И бухнула, словно прыгнула в воду с вышки:

— Я все знаю.

— Серьезно? — Он усмехнулся. — Тогда — имя актера, играющего Петра Первого в рекламе «Кофейни на паях», восемь букв по горизонтали.

— Папа, кто там? — послышался жалобный голос из машины.

— Никого, сиди и не высовывайся.

— Послушай, — Майя заговорила быстро, скороговоркой. — Этим проблемы не решить. Есть свидетель — Келли, она видела…

— Какая еще… А, дочка твоего приятеля, кандидата в демократы… Она-то здесь при чем?

— Она была на третьем этаже, в закутке, где туалет для мальчиков, в тот самый момент, — выдала она бессвязную и бессмысленную фразу, но Артур, для которого существовал единственный вечер во всей тысячелетней истории человечества и единственное на Земле географическое место, понял все отлично.

— Она еще ребенок, какой дурак всерьез будет слушать ее лепет? Тем более что материальных улик нет и не будет. — Артур подхватил черный пакет — вот о чем упоминал детинушка со златой цепью вокруг шеи! — и размахнулся, намереваясь швырнуть в костер…

Кто-то крепко схватил его за руку. Майя обернулась… Сзади стоял тот самый прохожий, сошедший с электрички. То-то он показался ей смутно знакомым…

— А вот этого делать не стоит, Артур Дмитриевич, — укоризненно сказал Колчин. — Ибо — вы правы — это улика.

Артур пристально посмотрел на Майю и сказал без выражения:

— Похоже, ты притащила «хвост».

Показания.

«— Это, собственно, идея Майи, я в нее не особенно поверил, но она сумела меня заразить, а я заразился… на свою беду. Дело-то было почти закрыто, оставалось поймать вурдалака — и к стенке…

— Вы имеете в виду Гоца?

— Я и сейчас не сомневаюсь, что он — убийца. Когда этот запойный гений сказал, что в витрине магазина стояло его бессмертное творение — чучело Бабы Яги, меня как громом ударило. То есть я ни секунды не думал, будто Лера и вправду убила…

— Тогда зачем вы поехали на дачу?

— Испугался. Первый порыв был: спрятать дочку подальше, пока все не уляжется, пока сам не разберусь. Уничтожить костюм, чтобы пресечь всякие… инсинуации. Поймите, я был сам не свой, всерьез опасался, что крыша поедет. Ума не приложу, как вы меня вычислили.

— Это заслуга Майи Аркадьевны. Я просто шел следом, предоставив ей возможность действовать.

— Она у нас большая затейница, — с непередаваемой интонацией сказал Артур. — Почему она так защищает Гоца? Вроде не сват, не брат…

— Кстати, костюм Бабы Яги, в котором ваша дочь была на дискотеке, совершенно чист. Ни капель крови, ни чего-то подобного… Давайте теперь вернемся к вашему сыну.

— Что тут сказать. Оглушенность, обескураженность прошли, стал искать приемлемое объяснение…

— И решили уничтожить важную улику…

— Ждете, что я стану извиняться?

— Нет, я вполне вас понимаю. Наверное, и сам поступил бы так же… Давайте попробуем подойти с другого конца. Расскажите мне о вашем деде.

— Мой дед? — удивление в голосе. — Дмитрий Макарович? При чем здесь он?

— Я пытаюсь добраться до мотива преступления. Убийца устроил пожар в школьном музее — это была его основная цель. Охранник и ваш сын (простите великодушно) погибли как свидетели.

Пауза.

— Собственно, я довольно мало знаю. И дед он не мой, а моей жены. Вернее, бывшей жены, так что он мне вроде и не родственник. В войну служил на Балтике, был мичманом на линкоре «Кречет». Имел медаль «За отвагу» и орден Отечественной войны. Умер в девяносто первом, как раз на путч (говорил я старому, поменьше гляди телевизор — очень уж переживал за нашего Горби).

— Что вы отдали в музей?

— Ленточку от бескозырки, наградные документы, письма к бабушке (датированы, кажется, июлем сорок третьего) и фотографию. Но вы же не думаете, что ради них…