Взводящийся курок оглушительно громко щелкнул. Оба незваных окнолаза, по идее, должны были замереть на месте, пытаясь разглядеть коварного меня в темноте. Фигвам – индейская национальная изба. Второй, которого я почему-то опасался меньше, тут же выдернул из-за пояса пистоль, а первый – из сапога здоровенный кинжал. И стало не смешно. За какую-то долю секунды я успел понять, что оружие врага выстрелит. Это было нелогично, бессмысленно и глупо. Это привлекло бы к ним ненужное внимание моего конвоя. Но он так и сделал.

Знаете, чем отличается черный порох от бездымного?

Здоровенная, граммов на сорок, пуля в щепки разнесла спинку дивана. Уже заваливаясь на левый бок, я выстрелил тоже. И, кажется, попал. Правда, звука падения тела или стона не слышал. Вообще ничего не слышал. Два взрыва подряд в тесной комнате из ручных пушек – и я чувствовал себя будто бы внутри гигантского колокола, по которому какой-то наглый великан хорошенечко приложил бревном. И дым. Отвратительный, разрывающий ноздри дым от сгоревшей смеси серы с селитрой. Так должно было бы пахнуть в каноническом аду. Я-то знал, что Там нет запахов, но окажись и вы в том тесном кабинете, тоже засомневались бы.

Из черно-серого облака вынырнул первый. Тот, что с ножиком. Он что-то орал и явно целился мне в грудь своей железякой. И плевать хотел на готовый к стрельбе Beaumont-Adams. Будто знал, что капсюль съехал с запального штырька и барабан не смог провернуться. Боек даже не взвелся как следует…

Как-то медленно, в традициях Голливуда, злодей кинулся на меня. Я успел согнуть ногу и от души въехать пяткой ему в пах. Он послушно согнулся, схватившись свободной рукой за нанесенное оскорбление, оскалился и полоснул кинжалом по моей ноге. Больно до жути. Что ж мне раньше-то в голову не пришло! Быть может, у Всевышнего и не было планов меня извести, но я и без пары конечностей мог быть ему полезен. А вот я этого допустить никак не мог. Перед Герой потом стыдно было бы. Он мне тело в полной сохранности передал, а я с ним этак вот – халатно.

Я уже говорил, что мой револьвер килограмма под два весом был? Не помню. Ну, в общем, этакая гантелька, от импортного слова – gun[25]. Так этой штукой, оказывается, здорово варнакам всяческим по макушке тюкать. Так долбанул со страху, что даже рука онемела. Думал – все уже. Готов. Остается только руки связать. Оказалось – нет.

Первый, которого я уже давно, целую минуту назад, в трупы записал, вынырнул из дымного облака. А я и заметил-то его только краем глаза. Пытался починить заклинивший механизм, злосчастный капсюль ногтем поддеть.

Здоровый такой мужик попался. У страха вообще глаза велики, но этот мне вообще с дубом столетним схожим показался. Такой же толстый, кряжистый, и руки ко мне тянул – словно ветки корявые. Тут я и примерз. Все мысли о планах Божьих, с моей судьбой связанных, из головы вылетели. Так себя жалко стало, что время остановилось.

Пук! И часа два спустя еще – пук! В груди и животе «дерева» выросли неряшливые красные цветы. «Весна, – успел подумать я, прежде чем злыдень свалился прямо на меня, – самое время дубам цвести».

Губернский прокурор, надворный советник Василий Константинович Гусев был каким-то неправильным. Вот зачем прокурору револьвер в руках? Он же не палач! Зачем такие темные, почти черные тени под глазами? И рост у него как-то резко прибавился. Я, понимаешь, из забытья выныриваю, а надо мной этакая черно-белая вооруженная «каланча». Еще Апанас – надо же, вспомнил имечко – что-то под голову пихает, гад. Больно же!

И Варежка тут как тут. Стоял там, в уголке, в компании с каким-то старым воякой, судя по осанке. То один, то другой ртом, как рыбы из воды вынутые, похлопают и лицо какое-нибудь скорчат. Интересную забаву выдумали. Затейники, блин.

Потом пришел изверг. Смутно знакомый господин с английским саквояжем в руках. Меня увидел, скривился весь – и давай на Гусева ртом хлопать. Оживленно так. Словно задыхался. Хотел я крикнуть, чтобы окна открыли, да не успел. Он ко мне присел и за голову меня схватил. И так мял, и этак. То на сторону свернет, то обратно ровно поставит. На лбу какую-то точку хитрую нашел, ниндзя, блин, недоделанный, – у меня в глазах от боли даже пятна темные поплыли. Тут уж я не выдержал, крикнул:

– Ты чё, козел! Больно же!

Садист с саквояжем тут же довольно разулыбался и полез каким-то железным штырем мне в ухо. Эх, как тяжело без револьвера…

Краткий миг боли – и я услышал. Нет, не что-то конкретное. Просто ко мне вернулся слух. Как тут было не прокомментировать?

– Вот же блин!

– Герман Густавович! Ваше превосходительство! Вы меня слышите? – тут же оживился изверг.

– Зачем вы меня мучили? – капризно поинтересовался я. – Кто вы вообще такой, чтоб издеваться над моим превосходительством? Вы что? Садист?!

– Фух, – шумно выдохнул Варежка. – Шутит – значит, все в порядке. Слава тебе господи!

И перекрестился. И все тут же потянулись щепотками ко лбу. Даже Гусев и незнакомый старый военный.

– Я – доктор, моя фамилия Гриценко.

– Это окружной врач, – поспешил представить мне доктора прокурор. – Коллежский советник, Николай Семенович Гриценко. Мы его вызвали…

И только мне стало хорошо, только все стало понятным, как подлая память вернула знания о новом на меня любимого покушении. Я лежал на полу гостиной, Апанас подсовывал мне под голову скатерть со стола, а седой незнакомый господин – должно быть, не кто иной, как Павел Павлович Сахневич. Я же его на ужин к себе зазвал. Экий из меня хозяин бестолковый. Ужина и того без приключений организовать не смог…

– А где эти? – Я вяло махнул рукой, но меня поняли.

– Один мертв. Наповал. Как высмотрел, в каком вы, ваше превосходительство, оказались интересном положении, некогда было раздумывать. Жаль, конечно. В петле он смотрелся бы более… гармонично. А второго казаки связали. В холодную, в замок повезли. Он уже очухался, но его все еще шатает. Крепко же вы его приложили!

– Выходит, вы мне жизнь спасли, – попытался я улыбнуться. Только попытался. Трудно, знаете ли, когда два здоровых мужика тебя пытаются на диван переложить, а голова лихо отстреливается от этих возмутителей моего спокойствия. – Я уж думал – все.

– Пустое, Герман Густавович, – обрадовался прокурор и спрятал небольшой короткоствольный револьверчик в специальный кармашек на поясе.

– Вы всегда с оружием ходите, ваше высокоблагородие? – поинтересовался Варежка.

– Пока Караваев не пойман и пока барон фон Пфейлицер-Франк нашим полицмейстером продолжает служить – буду носить. Это ведь мое право, господин коллежский секретарь. Не так ли?

– О! Несомненно, ваше высокоблагородие. Конечно.

– Прошу меня простить, господа, – вклинился я. Слишком уж скользкая тема. Так много до чего договориться можно. – Пригласил вас на ужин, а вышло непотребство какое-то. Неудачно как-то…