Все поднялись с мест, двинулись к выходу, переговариваясь. В этот момент полог палатки распахнулся и внутрь, задев плечом подвешенную на шесте лампу, вбежал парнишка в забрызганной грязью кожанке. Клим сразу узнал его – Вильям О’Нийл, тот самый пограничник, что принес весть о высадке десанта.

– Срочная депеша для Государственного канцлера из министерства Внутренних дел! – звонко крикнул О’Нийл, сделал секундную паузу, улыбнулся, нашел Клима глазами и добавил уже менее официальным голосом: – А также сообщение для господина Елисеева! Клим Олегович, у вас родилась дочь! Рост пятьдесят два сантиметра, вес – три шестьсот. Госпожа Медея Елисеева чувствует себя хорошо. Поздравляю!

Клим некоторое время ошарашенно смотрел на посыльного, с трудом понимая услышанное. К известию о рождении ребенка он был готов, но в реальности мозаика сложилась совсем не так, как ожидал Елисеев.

«Дочь? Как – дочь? Ведь должен был родиться…» – Мысли в голове Клима, что называется, и путались, и рвались. А вокруг бурлил радостный людской водоворот, сыпались поздравления, дружеские похлопывания, пожелания для новой гражданки свободной Медеи и ее родителей.

– Что, друг Клим Олегович, остолбенел от счастья? – расхохотался Лускус, протиснувшись сквозь военсоветовцев с полной кружкой разведенного спирта: – Ну-ка, давай! До дна! Чтобы ножки бегали, ручки хватали, глазки смотрели, ушки слышали и ротик улыбался!

– И все остальное функционировало! – завопил Толя Кислицын, размахивая невесть откуда взявшимися бутылками.

Обведя потеплевшим взглядом столпившихся людей, Клим шумно выдохнул и под аплодисменты в один глоток влил в себя спирт.

– Я это… Спасибо… Мне бы… домой…

– Конечно, давай. – Лускус поманил к себе О’Нийла. – Не устал? Отвезешь?

– Так точно! – Парнишка вытянулся в струнку. – Двадцать минут на заправку – и мы выезжаем.

* * *

Из дневника Клима Елисеева:

Она такая маленькая… Крохотные пальчики, которые пока умеют только сжиматься в не менее крохотные кулачки. Маленький ротик, издающий время от времени странные звуки – нечто среднее между мяуканьем котенка и поскуливанием щенка. Еле заметные бровки, реснички и глаза – удивленные, круглые глаза, которым предстоит увидеть столько нового и неизвестного. Я постараюсь сделать все для того, чтобы они видели только хорошее.

Мы назвали девочку Астреей – это имя самой, пожалуй, счастливой богини греческого пантеона. Конечно, можно было бы по традиции подобрать имя в честь бабушки, но по странному стечению обстоятельств и мою мать, и мать Медеи звали Аннами. Не буду углубляться в детали, но этот вариант мы даже не обсуждали. С Астреей греки связывали золотой век. Надеюсь, что когда наша малютка подрастет, на Медее тоже наступят счастливые времена.

Я счастлив. Часами сижу я ночью и слушаю, как маленькая Астя тихонько сопит во сне рядом с Медеей. Тетушка Басима иногда заходит в спальню, жестами показывает мне, чтобы я тоже ложился, что она, если что, подойдет к малышке, но я только улыбаюсь в ответ. Если бы можно было, я бы длил это удивительное состояние блаженства, которое охватывает меня возле моих жены и дочери, вечно.

Но увы – за ночью приходит день, а с ним множество проблем и забот. Мы строим флот. Мы создаем авиацию. Мы готовимся сражаться. Масса неотложных дел лавиной накатывает на нас, и мы безропотно разгребаем эти завалы.

Плавильные печи Фербиса пылают, как адские топки, но их мощностей не хватает, и рядом спешно строятся дополнительные. Строятся прямо под открытым небом – времени возводить цеха нет. Все производство, все линии переведены на выполнение военного заказа. Флот и авиация, авиация и флот – эти слова сегодня на устах у каждого.

Трудности, с которыми мы столкнулись, иной раз кажутся непреодолимыми. В первую очередь это касается кораблей. Поначалу инженеры Чжао Жэня и Шерхеля спроектировали действительно мощные и быстроходные суда, но в результате практической реализации от этих проектов остались рожки да ножки. К примеру, авианосец, названный «Матушка Мария», превратился в семидесятиметровое плоскодонное корыто с высоченной дозорной мачтой в носовой части и кормовым краном для выгрузки гидропланов из трюма. Силовая установка – котлы на «жидком угле» и паровая турбина – по расчетам должна давать скорость в десять узлов, хотя я подозреваю, что в итоге не будет и восьми. Монитор охранения «Петр Желтовский», по сути, точно такое же корыто, на котором смонтированы пусковые станки для ракет, дальнобойные минометы конструкции Шерхеля и паровые пушки ближнего боя. Скорость у монитора будет еще ниже – из-за большой массы. На настоящий боевой корабль более-менее обещает быть похожим только крейсер с жутковатым названием «Мардер». Конечно, по земным меркам, никакой это не крейсер, а в лучшем случае корабль сопровождения – сорок семь метров длиной, две паротурбины, минометы, ракеты, пушки. Но по крайней мере уже готовая машина «Мардера» на испытаниях дала мощность, достаточную, чтобы крейсер развивал четырнадцать с половиной узлов. Это пока наш наивысший и наилучший показатель, самые высокие технологии, вершина хай-тека по-медейски.

С самолетом дело обстоит несколько лучше. Уже готов и даже испытан планер. Несущие плоскости его обтянуты кожей, фюзеляж собран из клеенной фанеры, которую делают из каменной сосны. Аэродинамической трубы у нас нет, и поэтому макет будущей «грозы воздуха» попросту подняли на Малый Клык и столкнули с трехсотметровой высоты. Испытания прошли на удивление успешно – планер пролетел более километра и приземлился на крышу пакгауза, причем сел он ровно, не скапотировал. Теперь дело за двигателем. Шерхель трудится над его созданием и уверяет, что через две недели первый, опытный образец будет готов.

Корабли собирают на верфи, спешно основанной у Гремячей скалы, в ста восьмидесяти километрах к северу от Фербиса. Там же, в прибрежных холмах, встали тридцатиметровые сверкающие медью купола перегонного завода, на котором производятся этанол и «жидкий уголь». Тошнотворный запах, смесь сивухи и сероводорода, в безветренные дни висит над верфями. День и ночь по дороге, ведущей к океану, ползут караваны с сырьем для завода и деталями будущих «пенителей морей». Кили и шпангоуты уже готовы, сейчас идет облицовка бортов и одновременно монтаж котлов, трубин и трюмного оборудования. В качестве транспорта мы используем все, что может ездить – от гужевых повозок и велорикш до шестиколесных паровых рудовозов.

Кстати говоря, о руде. Ее катастрофически не хватает. Копи на юге Одинокого хребта выдают план, но мы не успеваем доставлять глыбы самородной меди к печам – те пожирают их с ненасытностью вулканов. Лускус бросил на рудоперевозки Панкартова – и ситуация понемногу начала исправляться.

За этот сумасшедший месяц, прошедший после победы над десантом грейтов, произошло еще одно событие, о котором я не могу не написать.

Цендорж… Мы все уже давно похоронили монгола и мысленно попрощались с ним навеки. Но мой бывший ординарец неожиданно подал о себе весть буквально с того света, и какую весть!

Десять дней назад от Лиссажа пришло сообщение – со снейкерами покончено. Все детали француз сообщил лично канцлеру в секретном письме. Я в тот день распределял рабочих по стапельным командам, зарывшись в личные дела колонистов буквально по самую макушку. Лускус вошел ко мне в кабинет и молча положил на стол грязную тряпку с двумя прорезями. Тряпка вся побурела от крови и выглядела как обрывок рубашки давно убитого человека.