Снова!

Обведя взглядом близлежащие улицы и здания, Страйкер заметил высокого худого азиата. Мужчина стоял на крыше соседнего дома и пристально смотрел на него. Длинные руки и ноги, напряженное лицо с угловатыми чертами, – казалось, кожа слишком туго обтягивает череп. Он молча смотрел на Страйкера: очень серьезно, без тени улыбки, не делая даже попыток поздороваться или помахать рукой.

– Видели парня, который только что спустился по этой лестнице? – крикнул ему Страйкер, но мужчина молчал. – Видели?

– Нет.

Страйкер вернулся в здание, громко хлопнув за собой дверью аварийного выхода. Головокружение усиливалось. Прислонившись к стене, он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но усилием воли взял себя в руки, вернулся в коридор и нашел Фелицию. Та показала большим пальцем вниз, давая понять, что поиски не принесли успеха.

– Ничего… – протянула она.

– Он ушел туда, – махнул рукой Страйкер, проходя мимо нее.

Фелиция что-то у него спросила, но он даже не обернулся и побежал по коридору к палате Патриции Кван. Вошел через проем взорванной двери и услышал жалобные стоны с кровати. Подойдя ближе, чуть не вскрикнул от ужаса. Вошла Фелиция, увидела, что стало с Патрицией, и, зажав рукой рот, воскликнула:

– О господи!

– Беги за врачом!

Страйкер вытащил Патрицию Кван из постели, вырвал капельницу, донес женщину до туалета, открыл кран с холодной водой и стал поливать ей на лицо, молясь Богу, чтобы не опоздать.

Через полчаса Страйкер сидел на кушетке, сняв рубашку, а женщина-интерн осматривала его рану на голове. В ушах звенело, звуки казались приглушенными, но беспокоила только жуткая слабость. Несмотря на большую мышечную массу, он чувствовал себя уязвимым и хрупким. Если бы детектив не был в такой хорошей форме, то давно бы потерял сознание.

Безумно хотелось спать.

Интерн, молодая блондинка, изучала его голову, а Страйкер в это время думал о том, что Патриция Кван снова в реанимации, снова борется за жизнь. От этой мысли голова заболела еще больше, к тому же заныли ладони. Страйкер посмотрел на свои покрасневшие руки и попробовал сжать кулак – пальцы распухли, кожа была натянута, – казалось, стоит посильнее напрячь руку, и она просто лопнет.

– Доктор Харт – специалист по ожогам. – Врач заметила его взгляд. – Он вас посмотрит. Должен прийти с минуты на минуту.

В дверь постучали, и в смотровую зашла Фелиция.

– Привет!

– Как она? – спросил Страйкер, думая, действительно ли хочет знать ответ на этот вопрос.

– Патриция? Пока непонятно… – пожала плечами Фелиция.

– А что ее дочь?

– Про Рику Кван никаких новостей, – удрученно произнесла напарница.

Она обошла кушетку, села на единственный стул в кабинете и достала из кармана пальто плитку «Кэдбери». Поймав взгляд Страйкера, показала ему шоколадку.

– С орешками! В автомате купила в ординаторской. – Она отломила кусочек плитки и засунула ему в рот. – На, съешь! Это болеутоляющее!

Страйкер прожевал. Шоколад показался ему потрясающе вкусным, и только в этот момент он понял, как сильно проголодался.

Интерн присвистнула, обследуя рану в левой части лба Страйкера.

– Придется наложить швы. – Она вытерла кровь. – Но сначала нужно сделать снимки.

– Какие еще снимки?

– Рентгеновские. А лучше – МРТ.

– Сколько это займет времени?

– Два-три часа.

– Ни в коем случае, просто зашейте, и дело с концом!

– Детектив Страйкер, у вас сильный ушиб головы, я бы все-таки порекомендовала вам…

– Просто зашейте, и поскорее! – перебил ее Страйкер.

– Хорошо, как скажете, – нахмурилась интерн. – Приложите это к ране, – сухо сказала она и вышла из смотровой, видимо за материалами.

Не успела она прикрыть за собой дверь, как вошел специалист по ожогам. Доктор Харт оказался высоким худощавым мужчиной с такими впалыми щеками и бледным лицом, что Икабод на его фоне выглядел загорелым качком. Он коротко и сухо представился Страйкеру, даже не взглянув на Фелицию, и принялся осматривать его руки. Потом попросил сжать кулак и понимающе кивнул:

– Ожоги легкой степени. Химические. До второй степени не дотягивают, вам повезло.

– Мне так, если честно, не кажется, – возразил Страйкер.

– Просто вы не видели миссис Кван, – отрезал врач без тени эмоций в голосе. – Поверьте мне, повезло, – повторил он, достал бланк рецепта и что-то на нем написал. – Купите вот эту мазь, наносите несколько раз в день в течение двух недель, чтобы кожа восстановила эластичность. Шрамы уйдут через несколько месяцев.

– Что это такое? – поблагодарив доктора кивком, спросил Страйкер. – Соляная кислота?

– Нет, хуже. Азотная, причем очень высокой концентрации. Разъедает человеческую плоть, уродуя до неузнаваемости.

– Азотная кислота? – перебила его Фелиция. – Никогда не слышала!

Доктор раздраженно покосился на нее, но ничего не сказал. Закончив обрабатывать ожоги, развернулся и направился к выходу, но Страйкер окликнул его:

– Эй, док, скажите, а Патриция… Патриция Кван выживет?

Доктор остановился, пристально посмотрел на детектива и развел руками, словно говоря: «Кто же знает…»

– Не забывайте промывать швы, – сказал он и вышел.

Интерн зашила Страйкеру рану на лбу, и напарники покинули кабинет. Фелиция шла медленно, за что Страйкер был ей невыразимо благодарен. Спина ныла от ушибов, боль пронимала до самых костей.

– Как твоя голова? – спросила она.

– На месте вроде.

– Доктор говорит, у тебя сотрясение. Сколько пальцев? – Фелиция показала три пальца.

– Вторник! – с дурацкой улыбкой доложил он.

– Ну и сволочь ты, Страйкер!

Они ушли из восточного коридора, где находилась палата Патриции Кван. Сейчас там работала целая армия полицейских: охраняли периметр, устанавливали заграждение. Лапша наверняка приедет, если уже не приехал. И Ларош тоже.

Страйкер был совершенно не в настроении разговаривать с ним.

Напарники спустились на лифте на первый этаж и вышли на улицу с северной стороны. Сквозь облака пробивались солнечные лучи. Не успела дверь позади захлопнуться, как Страйкер заметил тех людей, которых ему сейчас хотелось видеть меньше всего: инспектора Бизли и Лароша, которые как раз припарковались у входа.

Страйкер посмотрел на шерифа через лобовое стекло. Тот выглядел усталым: видимо, сегодня Красавице не удалось проспать положенные десять часов. На лице застыло напряженное выражение. Казалось бы, самое время поехидничать, но детектив ощутил нечто вроде сочувствия.