Прикрыв веки, Алиса шепотом произнесла стихотворное выражение (где рифмовались слова «мать» и все другие, также заканчивавшиеся на «ть»), от которого у муттер завяли бы уши на манер осенних фиалок. Ну, конечно же, это она… одно и то же лицо, как на средневековых портретах Батори в Чахтицком замке… да и не только… на флэшке, презентованной сэром Гудмэном, черно-белая архивная фотография – «молоденькая владелица продуктовой лавки Элизабет Бэйтс»… Бог ты мой. Получается, в Лондоне она жила под своим настоящим именем. Все лондонские продуктовые лавки того времени торговали парным мясом – там она и научилась разделывать тела: ловко и быстро. Так, как резала внутренности свиней и овец, с улыбкой взвешивая свежие потроха покупателям.

– Молчишь? – огорчилась Юля и, сбросив туфли, босиком подошла к бесформенному кулю в углу. – А у меня для тебя сюрприз. Алле – гоп!

Покрывало слетело в сторону.

Открывшаяся картина заставила Алису понять – даже если тебя собираются принести в жертву и ты в панике полагаешь, что дела идут хуже некуда, не торопись так думать. Варианты «еще хуже» есть всегда, и в этом она только что убедилась лично. На стуле в углу комнаты сидел Каледин – его руки в браслетах наручников обхватывали деревянную спинку, запястья распухли и посинели. И без того робкая надежда на спасение полностью улетучилась. Федор поднял глаза к потолку и внимательно оглядел голую Алису. Он ничуть не возмутился происходящим, и это несколько покоробило жертву.

– Прекрасно выглядишь, дорогая, – поднял он брови, как во время приглашения на вальс во время ежегодного бала Дворянского собрания. – Наконец-то я имею шанс разглядеть тебя без трусов – впервые за два месяца.

Алиса в гневе раскрыла рот, но ответить на подобную наглость не успела.

– О, – расхохоталась Елизавета Батори, отцепляя от полосатого свитера бэйджик с эмблемой Главного канала и большими буквами «ЮЛИЯ МАРСЕЛЬ». – Сегодня тебе вообще лафа, господин офицер, – увидишь сразу двух голых баб: зрелище будет суперским, но недолгим. Когда я выпотрошу твою супругу и искупаюсь в ее крови, я сломаю тебе шею. Учти – девушка я не злая, но довели вы меня вдвоем до нервной дрожи. Бывало, сижу в телецентре на совещаниях и трясусь… скорее бы до вас добраться… Скажите честно, – она двумя пальцами взяла Каледина за подбородок и приподняла его лицо…– Это вы ко мне в Трехрублевском лесу киллера подсылали?

– Какого киллера? – недоуменно спросили Алиса с Калединым в унисон.

– Да никакого, – махнула она рукой. – Не вы так не вы. Уже неважно.

Она потянула через голову свитер, оставшись в красном лифчике.

– Ты куда Волина дела? – размеренным тоном поинтересовался Каледин.

– А тебе-то что? – фыркнула Елизавета, бросая одежду на пол. – У меня в гараже он лежит, твой Волин – там я его и закопала. Еще не забыл? Ты никому мой фоторобот переслать не успел, а посему главным подозреваемым остается именно он. Ты знаешь, мне его совсем не жалко – получил, что заслужил. Парнишка был до денег жадный и в постели, откровенно говоря, полнейшее чмо. Одна лишь польза с Сашки – он вас оперативно ТВ заложил. Иначе бы я так и не узнала, что вы мою ДНК втихую вычислили, сволочи.

– Волин был платным информатором ТВ, – ответил на немой вопрос Алисы Каледин. – Он сообщил им, что ты выяснила сходство ДНК убийц в Москве и Лондоне, а «пробить» наш адрес по Интернету оказалось плевым делом. Прошлой ночью Батори заявилась ко мне домой с хлороформом, отвезла сюда, а потом перехватила тебя в аэропорту: ты наговорила на автоответчик Волину: «первый же рейс из Словакии». Мобильник Сашки был у нее.

– Ты вообще подозрительно спокоен, – хихикнула Батори, расстегивая джинсы. – Интересно, сохранишь ли ты это состояние, когда я воткну нож в живот твоей жены? Не бойся, я не зверь. Она не почувствует боли, предварительно сделаю нужный укол. Думаю, ей и самой понравится.

– Это мы еще посмотрим, – с тем же ледяным спокойствием ответил Каледин.

– Надо же, какой ты крутой, – вновь расхохоталась Елизавета, стройными ногами переступая через черные штанины «варенок». – Но знаешь, не стоит думать, будто ты самый умный на белом свете. Волин мне в постельке уже давно все подробности про тебя выложил, в том числе и то, что ты можешь открывать наручники булавкой. Поэтому не волнуйся – я сломала механизм. Их теперь при желании и ключом не откроешь: только автогеном.

По лицу Каледина стало ясно – такого развития ситуации он никак не ожидал. Федор напряг кисти, стараясь освободиться от наручников, но его усилия оказались тщетными. Он запрыгал на сиденье стула с такой живостью, как будто находился верхом на резвом скакуне – однако эти движения принесли лишь сомнительный результат в виде содранной на запястьях кожи. В довершение всего наручники окончательно заклинило. Сразу утратив прежнее титаническое спокойствие, Каледин разразился блестящей тирадой, заученной еще с детского сада, расположенного по соседству с ремонтным училищем. Главное внимание там уделялось всем родственникам Батори, ее внешности, а также половым органам.

– Baszom az elet[45], – хлестко огрызнулась Елизавета на родном языке. Изящно заведя руки за спину, она расстегивала лифчик. – Меня этим не обидишь – я давно живу в Российской империи, у вас принято «бля» говорить через запятую. Ничего, малыш. Расслабься и получи удовольствие.

Каледину такое пожелание пришлось не по вкусу – в приступе слепой ярости он вновь прошелся по родне Батори, хотя уже и не так уверенно. Услышав отборный мат из уст экс-супруга, очнулась и висящая под потолком Алиса. Лицо ее вдруг разгладилось – потрескавшиеся губы шевелились.

– А почему именно звезд? – раздался ее голос. – Почему в Москве ты убивала исключительно известных людей, а в Лондоне – обычных уличных шлюх?

Красный лифчик Елизаветы упал вниз, освободив красивую грудь – кончики маленьких коричневых сосков застыли в невероятном возбуждении.

– Да просто так, – ответила она, поведя худенькими плечами. – Во всем вы, детективщики, ищете какую-то причину. Только одного не можете сделать – полностью влезть в шкуру человека, которому приходится убивать столетиями. Однообразие чудовищно наскучивает – через пару веков поневоле начнешь импровизировать. Да, я люблю внимание к себе. Сколько за всю историю человечества было маньяков, резавших шлюх на кусочки? Тысячи. А Джек Потрошитель один, и он вошел в историю. Я никогда не убивала людей из одной социальной группы. Наложницы из гарема, девушки из «гитлерюгенда», проститутки, служанки, звезды – все как в кино. Но в этом фильме один актер – я сама, а остальные – статисты, обычное «мясо».

Ее пальцы взялись за края тонких трусиков.

– Убивать богемных звезд, которых я знала лично, а с половиной вообще спала, изначально было чудесной задумкой: вы даже не представляете, какой это адреналин, – моргнула Батори обоими глазами. – Конечно, многих мне чисто по-человечески было жалко, но ничего не поделаешь – это элемент охоты. Так лучше, забавнее, интереснее. Водить за нос полицию я умела всегда, еще со времен Джека: разве письма, написанные кровью и пивом, вам не понравились? Рискованно, согласна. Но ведь они меня так и не поймали. Тупо и негламурно пластать ножом одних и тех же женщин: это убожество мне надоело много лет назад. Я творческая натура – постоянно должна развлекаться, играть, балансировать, как Штирлиц на грани провала. Кто знает, кого я выберу в следующий раз. Может, стюардесс, может, пиарщиц, а может – и молоденьких министерских жен. Я могу все, вы знаете.