– Они верят в тебя.

– Это хорошо.

– И многие считают, что кочевать по Зандру бесперспективно.

Здесь Галицара лукавил: многих как раз вполне устраивала вольная жизнь, но они стали менять взгляды, поддавшись на пропаганду.

– Нужно всё обдумать, – произнес Три Пореза, тоном давая понять, что разговор окончен.

– Так ты у нас стратег, тебе и карты в руки.

– Утром вернёмся к разговору.

– А то! – Галицара поднялся с земли, но замер, увидев у ноги вожака маленький томик в чёрном кожаном переплёте. – Это то, что я думаю?

Внутри у Трёх Порезов стало холодно и пусто, как в ограбленном холодильнике, однако он сумел удержать на лице равнодушное выражение и небрежно кивнул:

– Нашел в ЗСК.

– Книга Рассвета?

– Да.

– Не читай её, Три Пореза, не надо.

– Она может меня убить? – попытался пошутить вожак.

– Она опасна. – Галицара держался с нехарактерной для себя серьёзностью и смотрел на Три Пореза, как на больного. Точнее, как на человека, заподозренного в том, что он подхватил опаснейший вирус.

– Книга может меня убить?

– Настоящая книга может убить.

– Эта – настоящая? – прищурился вожак.

– Да.

– Откуда ты знаешь?

Но подловить помощника не получилось.

– Я слышал о ней очень много плохого. – Галицара смотрел на томик с неподдельной ненавистью. – Книги вообще нельзя читать, а эту – особенно.

– Я тоже слышал о ней, но не видел. Полистал.

– И что?

– Как видишь, она просто валялась здесь… – Три Пореза взял в руки томик. – А теперь валяется в костре.

Бросок получился сильным, вызвал сноп искр, заставив Галицару отшатнуться, однако настроение у помощника молниеносно улучшилось:

– Ты правильно поступил, Три Пореза, очень правильно.

– Увидимся утром.

– Спокойной ночи.

Галицара развернулся и побрёл прочь, к своему спальнику. Ни разу не обернулся по дороге и потому не увидел, как Три Пореза стиснул зубы – чтобы не вскрикнуть и даже не застонать, – запустил руку в костёр и выхватил из огня маленькую книгу в чёрном кожаном переплёте.

* * *

– Что скажешь теперь? – негромко спросил Агроном, привычно разваливаясь в потёртом, но необычайно удобном кресле. Поскольку официальная часть дня завершилась, «мирная» и «военная» головы Остополя решили сбросить напряжение алкоголем, и Кочерга выставил бутылку каменки – крепкого самогона, настоянного на булыжниках, густо обросших пахучей и безобидной чёрной капустой. Каменка считалась фирменным пойлом Заовражья и славилась далеко за его пределами.

– Что я скажу о деле?

– Да.

– Хочу напомнить, что я – судья, и твой интерес может не понравиться адвокату подсудимого, – хихикнул Захаров. – Твоё здоровье!

– Твоё!

Мужчины залпом врезали по стопке, крякнули, вытерли губы, закусили копчёным кроликом, снова вытерли губы, после чего Агроном вернулся к теме:

– И всё-таки?

– Не знаю.

– Врёшь.

– Нет. – Степан покачал головой. – Я действительно пребываю в затруднении. Я привык думать, что Зандр – это воцарившийся на Земле ад, плата за грехи, за гордыню и всесокрушающую глупость…

– И даже наш с тобой пример не отвлекал тебя от этой мысли? – притворно изумился Андрюха, расстёгивая верхнюю пуговицу комбинезона.

– В любом правиле есть исключения.

– А в аду – герои?

– Мы – праведники, оказавшиеся здесь случайно, – уточнил Кочерга. – Мы с тобой не заслужили окружающей дряни.

– Ладно, о нас поплачем позже, – хмыкнул Андрюха. – К чему ты вообще завел разговор о Зандре? Какое он имеет отношение к суду?

– Поговорив с Флегетоном, я увидел, что в Зандре есть место раскаянию и перерождению. Это настолько странно, что даже не верится, но… Я хочу верить. Я хочу, чтобы ты оказался прав. Я хочу, чтобы Флегетон оказался апостолом… – Кочерга наполнил стопки и закончил: – Хотя он, без сомнения, заслуживает смерти.

– Заслуживает, – согласился Агроном. – Но в этом суть.

– Я понимаю, что каяться должен именно подонок, – поморщился Захаров. – И это же меня смущает: что подонок раскаялся.

– Он был искренен.

– Я видел. Но народ может не понять.

Агитация Кролика не прошла даром: люди ненавидели падальщиков, и очевидную искренность Карлоса оценили далеко не все, многие по-прежнему считали, что Три Пореза должен болтаться на виселице.

– Поэтому мы отложили заседание до приезда дотовцев, – развёл руками Андрюха. – Их авторитет и наш авторитет позволят вынести Флегетону оправдательный приговор и не получить в качестве бонуса народное возмущение.

– Думаешь, дотовцы поддержат Флегетона?

– Уверен.

– Ты ему уже поверил? – Степан испытующе посмотрел на друга.

– Наверное, да, – кивнул Агроном.

Мужчины снова выпили, повторив ритуал с закусыванием и вытиранием губ, после чего Кочерга осведомился:

– Тебе не кажется странным поведение Цунюка?

– Он потерял людей и авторитет, – тут же, словно ждал именно этого вопроса, отозвался Андрюха. – На людей ему плевать, но Флегетон унизил Кролика, а за свой авторитет он убивал, убивает и будет убивать.

– Это верно. Он слишком мелок.

– Кролик будет добиваться смерти апостола… Ну и фактор ЗСК, разумеется, играет роль: это очень дорогое устройство.

– Насколько Цунюк опасен? – У Степана уже сложилось мнение насчёт баши, однако он хотел услышать «военную» голову.

– Сейчас Кролик играет по правилам: баламутит народ, натравливая его на Флегетона, с целью оказать давление на нас. Когда же он поймёт, что проиграл… – Агроном покачал головой, словно давая понять, что обитатели Зандра непредсказуемы, и улыбнулся: – Надеюсь, у него хватит ума принять поражение. Тем более тут будут дотовцы.

– А до вынесения приговора и появления дотовцев? Кролик не дурак, он наверняка уже сообразил, что мы не прочь вытащить Флегетона… Он может устроить заварушку?

– Не рискнёт.

– Его бронекараван – серьёзная сила.

– С нашим ополчением ему не совладать, – твёрдо ответил Андрюха. – Да и не будет он ссориться с Заовражьем из-за ЗСК. Мы ведь потом его не пропустим.