Неожиданно Нэнси встала. Марк вопросительно взглянул на нее.

— Пойдемте наверх, — предложила она. — Мне не хочется, чтобы Тейлор, едва приехав, обнаружил бы вас здесь.

Журналист не понял, какая разница, где его обнаружат: на террасе или наверху. Впрочем, он не стал возражать, так как очень устал. Проходя вместе с Нэнси по комнатам виллы, Марк чувствовал, что попал в какой-то странный, таинственный мир. Он не заметил слуг, но все вокруг блистало чистотой. И мебель выглядела тоже странно: великолепные, изысканного вкуса образцы стиля либерти соседствовали с жуткими, грубо сколоченными шкафами и столами.

Они поднялись по лестнице, залитой светом, лившимся с застекленного потолка. Марк залюбовался прекрасными декоративными растениями и улыбнулся, увидев в стенной нише наивную и патетическую фигурку святой Розалии, украшенную драгоценностями. Он боялся, как бы его собеседница без предупреждения не прервала разговор, поэтому поспешил спросить:

— А что случилось потом?

Они как раз проходили по полутемному коридору, и Нэнси ответила совершенно спокойно:

— А потом случилось следующее: я возмечтала о кресле мэра в Сити-Холл. Партия поддержала бы мою кандидатуру. Помогла бы и семья Лателла. Остальное, мистер Фосет, вам известно. На самое начало серьезной избирательной кампании пришлось интервью Натали Гудмен. Гудмен натравили на меня очень вовремя. Мне дали понять: надо отказаться, в противном случае — на Нэнси Карр обрушится волна разоблачений. А потом Гудмен заставили замолчать навечно.

— Кто заставил? — спросил Марк.

Нэнси распахнула дверь спальни, обернулась к журналисту и напомнила:

— Это вы уже спрашивали… Помните?

— А вы так и не ответили, — заметил он, входя в комнату.

— Вам нужно отдохнуть, мистер Фосет. Немного поспите и почувствуете себя лучше, — сказала Нэнси, не отвечая на вопрос.

— Так кто заставил? — настаивал Марк.

Женщина подошла к окну, отодвинула тюлевую занавеску и посмотрела в сад.

— Вы не хотите отдохнуть? — еще раз предложила она, указав на кровать, покрытую белым хлопчатобумажным покрывалом. — Хорошо, мистер Фосет. Я скажу, кто убил Натали Гудмен. Скажу, хотя мне нелегко признаться. Мне вообще тяжело дался мой рассказ. Но я обещала вам правду, — с глубоким вздохом заключила Нэнси.

Нэнси сидела в гардеробной в обществе своего красавца-сына Шона, когда раздался звонок Джуниора Лателлы, известивший ее о смерти Натали Гудмен. Журналистку убрали, чтобы она не выдала имя человека, предоставившего ей информацию, с помощью которой Нэнси загнали в угол.

Шон увидел, как изменилось лицо матери, как медленно положила она трубку. Он не знал, что сообщили Нэнси по телефону, но по ее глазам понял — грядут неприятности. Опыт и такт подсказали Шону, что лучше уйти, иначе матери придется скрывать от него правду, а это ей будет неприятно. Он вполне правдоподобно хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Я чуть не совершил ошибку, и притом непростительную — забыл, что обещал подружке поужинать с ней.

Шон нежно поцеловал мать в волосы, чтобы не испортить едва законченный макияж.

— Ах, дорогой мой, — прошептала Нэнси, взяв руку сына и поднеся к щеке.

В этом благоговейном жесте было столько любви, столько желания защитить сына. Пусть ему останутся неведомы трагические повороты ее собственной жизни! Шон всегда оставался для Нэнси живым воплощением Мак-Лири, вечным воспоминанием о единственном мужчине, которого она любила всем сердцем.

Она запланировала для сына спокойную, бестревожную жизнь, наполненную теми радостями, что дают знания и профессиональный успех. Так всегда жил и продолжал жить ее муж Тейлор, один из немногих людей, умевших снисходительно относиться к человеческим слабостям, понимать и прощать.

— Дорогой мой, — повторила Нэнси, — завтра увидимся?

— Я позвоню утром, мама, не волнуйся, — сказал Шон и ушел.

Сэл ждал внизу, в кабинете Нэнси. С ним была Лорин, его подружка юности, на которой Сэл в конце концов женился. Лорин приближалась к сорока, но так и осталась хорошенькой, простой и естественной. Пухленькая и наивная девушка, встретившаяся Сэлу в школе, совсем мало изменилась с тех пор. Лорин подарила мужу четырех прекрасных детей. Теперь они все выросли, и мать с удовольствием устраивала бесконечные обеды и праздники для своих отпрысков и их друзей.

Нэнси вошла в кабинет, и Лорин сразу заметила, что золовка чем-то расстроена. Действительно, Нэнси не стала задавать обычных вежливых вопросов, а сразу же перешла к делу:

— Сэл, сейчас приедет Джуниор. Извините, но я не смогу с вами поужинать. Мы должны обсудить с Фрэнком важные, не терпящие отлагательства, проблемы.

Лорин, похоже, обиделась и не без горечи заметила:

— Все ясно, когда происходит что-то таинственное, взрослые обсуждают проблемы, а малышку Лорин посылают погулять в садик.

— Прости, — грустно улыбнувшись, сказала Нэнси.

Она прекрасно понимала состояние Лорин и знала, что упреки невестки справедливы.

— Это я виновата, — добавила Нэнси, — прости меня. Но у меня — серьезные проблемы. Ими надо заняться в первую очередь.

— Почему-то твои проблемы всегда серьезные и обязательно оказываются важнее прочих.

Лорин говорила миролюбиво, но в ее искренности ощущалась обида. Сэл хотел вмешаться, но Нэнси опередила его.

— Я понимаю, что отнюдь не идеальна. Но, обещаю сделать все, чтобы ты меня простила.

Она ласково поцеловала Лорин в щеку. Та успокоилась и в знак примирения также поцеловала золовку. Как только появился Джуниор, Лорин вышла.

— Это интервью, что записала на магнитофон Натали Гудмен, — сказала Нэнси.

Они с Сэлом и Джуниором только что закончили прослушивать запись.

— Такую же запись сделала и Гудмен, — продолжала Нэнси. — Вопрос в том, куда девалась ее кассета? Кто заставил журналистку замолчать, после того как она угрожала мне разоблачением? Скорее всего, я — последний человек, у которого Гудмен брала интервью. Если будет полицейское расследование, могут выйти и на меня.

— Надо разбираться в этой головоломке; с чего начнем? — спросил Сэл у Джуниора.

— Я уже поговорил кое с кем из друзей, — ответил тот. — Зонтик раскрыт, теперь все зависит от того, насколько силен будет ливень…

— Ты не исключаешь того, что Нэнси подвергнут допросу? — с беспокойством спросил Сэл.

— Не исключаю.

— И что тогда? — обратился брат к сестре.

— Тогда я скажу правду. Скажу, что Натали Гудмен брала у меня интервью явно с провокационными целями и я выставила ее за дверь.