Кларисса тихонько подошла к отцу и положила голову ему на плечо, рассеянно глядя на бумаги.

— Разве ты знаешь итанский, пап?

— На самом деле не знаю, мышка, — улыбнулся капканщик. — Это все так… Игры разума.

— А я немножко разбираюсь! — похвасталась девочка. — Меня Шарлемань учил.

— Да? Ну и что здесь написано? — Атаназиус постучал пальцем по одной из строчек.

— Я же так сразу не могу! Мне нужно сперва заглянуть в алфавит… — укоризненно заметила дочь.

— Хорошо, где-то у меня были выписаны все знаки… Вот они, теперь давай, переводи.

— А почему у тебя здесь шесть рядов? Их же всего пять в кулгушти!

— Шестой ряд — цифры, — принялся объяснять капканщик. — Но цифры очень древние; позднее были придуманы те, которыми мы пользуемся сейчас.

— Тогда должен быть еще один ряд! — нахмурилась девочка. — Здесь только от нуля до пятерки; а если мне надо написать «шесть» или «семь»… Пап, что с тобой?!

Капканщик застыл, неподвижно глядя на выведенные его собственной рукой строки. Понадобилась непосредственность ребенка, чтобы в один миг узреть мелочь, не дававшую ему покоя все это время.

— Какой же я болван! — потрясенно воскликнул Атаназиус.

Кулгушти… Древний язык, древний алфавит, древние системы счисления… Он вскочил и бросился к двери:

— Антонин! Северин!

— Что такое, что такое? — закудахтал Антонин Дрейзе, озабоченно глядя поверх очков на ворвавшегося в лавку капканщика.

— У вас есть книги по математике и истории?! — От резких движений пошла крутом голова, в груди шевельнулась острая боль. Он вцепился в косяк двери, пытаясь сдержать рвущийся наружу кашель.

— Разумеется, есть, друг мой; прошу вас, успокойтесь — право же, вам вредно так волноваться! Что конкретно вас интересует?

Капканных дел мастер взял себя в руки:

— Я должен выяснить, какой системой счисления пользовались в Итанском Регистрате.

— Гм… Десятичной, конечно; как и везде! Собственно, в Регистрате ее и придумали… А допрежде того в ходу была шестеричная… — недоумевающе заморгал Антонин.

— Шестеричная… — прошептал капканщик. — Шесть цифр, с помощью которых можно записать любое число…

— Ну да… шесть цифр — от пятерки до нуля, — пожал плечами букинист. — Постойте-ка, у меня как раз был трактат на эту тему, позапрошлого века… Вот он.

— Вы позволите? — Атаназиус стиснул челюсти, пытаясь унять нервную дрожь.

— Конечно-конечно; только прошу вас, осторожнее — бумага очень тонкая…

Закрывшись в своей комнатушке, капканщик вооружился чистой бумагой и постоянно сверяясь с книгой, вывел посередине листа две коротких строки:

142 14 с 23 125 в — шестеричная

62 10 с 15 53 в — десятичная

Возбуждение вдруг схлынуло, осталась только кристальная ясность понимания.

— Алоис был прав, а я ошибался. Это не имя и фамилия; это и впрямь координаты — широта и долгота.

Шестьдесят два градуса десять минут северной широты — холодные края; надо посмотреть географический, атлас… Он и так знал ответ. Коваленхальд. Пустынный, бесплодный край; далекий северный остров, лежащий по ту сторону моря Дьявола, место бессрочной ссылки, ледяной ад… Коваленхальд. У берегов которого предположительно потерпел крушение бриг «Снежная флейта» с двумя матросами по фамилии Тролле на борту…

В тревожном ожидании минул февраль; подходил к концу март — и завывания вьюги сменила наконец веселая звонкая капель. Капканных дел мастер и его дочь жили затворниками, выходя из дому лишь изредка и ненадолго, — но девочка впервые за много месяцев была наконец счастлива. Отец изменился, стал мягче и внимательней; за все это время он ни разу не повысил на нее голоса, что частенько случалось в прежние дни. Маленькая комнатушка, где они ютились, стала почти родной; вдобавок Кларисса приложила немало усилий, чтобы привнести в обстановку уют. Букинисты даже разрешили своим квартирантам брать в лавке различные книги — с условием не выносить их без спросу из дому и читать аккуратно.

Атаназиус потихоньку шел на поправку. Разыгравшаяся в тюрьме хворь отпускала неохотно. В один из дней Антонин Дрейзе зашел за деньгами; расплачиваясь, капканщик нахмурил брови — привезенные с Готики суммы таяли, словно лед под горячими лучами солнца. От первоначальных капиталов сейчас осталась едва ли половина.

— Гостеприимство наших хозяев становится разорительным! — поделился Атаназиус с дочерью, пересчитывая наличность. — Если бы это место не было таким надежным, я подыскал бы нам другую квартиру; увы, в настоящий момент сие проблематично. Даже не знаю, как быть — нам с тобой предстоят крупные траты.

Кларисса глубоко задумалась.

— Знаешь, мне кажется, я могу… Ну, повлиять на них, чтобы брали с нас поменьше, — неуверенно предложила она. — Шарлемань научил меня заглядывать в души людей и менять там кое-что для собственной выгоды.

Капканщик мрачно взглянул на дочь:

— Кларисса, говоря откровенно — мне немного не по себе от всех этих потусторонних штучек. Кто знает, как они влияют на твое здоровье; а ты предлагаешь это с такой легкостью…

Девочка потупила глаза:

— Но ты ведь сам частенько говоришь: делай что должно — и будь что будет…

Атаназиус даже вздрогнул: он никак не ожидал услышать из уст Клариссы древний девиз рода Квендиго. Слова дочери вовсе не убедили его, но… Небольшая экономия была бы сейчас так кстати!

— Хорошо, попробуй! — решился наконец он. — Только заклинаю — не навреди себе ненароком, мышка!

— Все будет хорошо, папочка! — радостно улыбнулась Кларисса, доставая из кармашка Шарлеманев хронометр. Она не расставалась с ним ни на миг, а ночью клала под подушку.

Объектом влияния был выбран Антонин; именно он взымал с них квартплату и выполнял различные поручения капканщика. Войдя в лавку, девочка тихонько прислонилась к дверному косяку. Толстячок, в своем неизменном берете, увлеченно склонился над книгой, рассматривая сквозь большую лупу цветные миниатюры. Кларисса нажала головку часов, выпуская на волю некросвет, и сосредоточилась… Фигура Дрейзе в синих лучах послушно темнела, становилась плотным силуэтом, дверью, отверстием в мироздании, за которым клубилась тьма… Легким толчком Кларисса послала свое «я» вперед.

Это место источало ужас! Ничего похожего на сад души Нэлтье или ее собственный не было и в помине: Кларисса находилась в странном, сумеречном, заполненном неверными тенями пространстве. Здесь было тихо, пыльно и мертво, словно в большущей, давным-давно никем не посещаемой комнате предназначенного на снос дома… Нет, даже не так: не в комнате, а в кладовке, дверь которой задвинули однажды шкафом, а потом и вовсе забыли о ее существовании… Кладовке для великанов.