Доктор нахмурился.

— Кажется, у меня передозировка сахара, — признал он. — Последняя шоколадка, наверное, была лишняя.

— Наверное, — сказал Уилл, слезая с ограды.

Под бодрящим действием шоколада доктор Берроуз наотрез отказался искать остановку автобуса, чтобы поехать в ближайший город.

— Ходить пешком полезно. Вперед, в Фэйкенхем! — провозгласил он и быстрым шагом двинулся через деревню.

По пути пыла у доктора поубавилось, и до Фэйкенхема они добрели усталые и взмокшие. Оказалось, что в городе проходит ярмарка. Торговцы раскладывали свои товары на лотках и беседовали, потягивая чай из картонных чашек. Доктор Берроуз нашел автовокзал и изучил расписание. До следующего автобуса в Лондон оставалось около двух часов, и чтобы как-то убить время, отец с сыном стали бродить по площади, постепенно заполнявшейся людьми. Гуляющих набиралось все больше и больше, и Уиллу стало совсем не по себе. Он то и дело оглядывался через плечо, стараясь рассмотреть каждого. Но народу было слишком много.

— Пап, — сказал мальчик, быстро указав большим пальцем на кафе неподалеку от площади.

— Почему бы и нет? Я убить готов за чашку кофе, — согласился доктор Берроуз и, помедлив, добавил: — Уилл, осторожнее с едой. Ты видел, что со мной было. Мы отвыкли от сладкой и жирной пищи, так что не стоит ею злоупотреблять, — серьезно сказал он. И хотя Уилл упрашивал отца заказать настоящий английский завтрак с яичницей и жареным беконом, они взяли только тосты и напитки.

Они устроились за столиком в углу кафе. Другие посетители поглядывали на них с беспокойством — отнюдь не из-за темно-оливковой военной одежды, которая здесь была не такой уж редкостью, а, как заключил Уилл, из-за странных и очень неряшливых причесок. Теребя свалявшийся белый колтун у себя на голове, мальчик поглядел на торчащие иглами волосы отца. Доктор Берроуз, поглощенный чтением газеты, в самом деле походил на старого панка. Уилл наклонился к нему: — Как ты думаешь, не пора нам постричься? А то мы что-то выделяемся из толпы. Мало ли, еще полиция обратит на нас внимание, а мы же считаемся пропавшими без вести.

Доктор Берроуз поразмыслил над словами сына и кивнул.

— Неплохая мысль, Уилл, — заключил он. Доктор подошел к кассирше спросить, где ближайшая парикмахерская, и отец с сыном направились туда.

* * *

Уилл засомневался, когда доктор Берроуз попросил сделать им обоим «полубокс», и почти раскаялся в том, что завел разговор о стрижке, когда увидел в зеркало, как падают на пол его длинные волосы. Правда, новые аккуратные прически неплохо сочетались с военной одеждой. Междугородный автобус прибыл вовремя, и отец с сыном отправились в путь. Дорога оказалась невыносимо долгой: автобус останавливался чуть ли не в каждом городе, зато у них появилась возможность отоспаться. Когда автобус на подъезде к Лондону встал в пробке, Уилл приоткрыл один глаз и стал разглядывать ряды неподвижных машин на соседних полосах и очертания города на фоне неба впереди.

— Слишком много народу, — сонно пробормотал он и снова задремал.

К середине дня водитель автобуса наконец заглушил мотор. Дверь с шипением открылась, и он крикнул:

— Вокзал Юстон! Конечная!

— Я никогда к этому не привыкну, — проворчал Уилл. Они с отцом пробились через толпу к вестибюлю вокзала, где кружили сотни людей и слышался несмолкаемый гул транспорта на Юстон-роуд. Доктора Берроуза ни теснота, ни шум, похоже, вовсе не беспокоили.

— Скорей! Это наш! Он идет до Хайфилда! — воскликнул он, указывая на дорогу, и тут удивился: — А куда подевались все двухэтажные автобусы?

Когда они сошли с автобуса в Хайфилде, доктор Берроуз на Центральной улице почему-то повернул не в ту сторону.

— Уилл, мы только быстренько глянем, как там в музее, — объяснил он.

— Папа… Это рискованно. Я думаю, не стоит нам… — начал было Уилл, но по серьезному виду отца, шагавшего с гордо поднятой головой, понял, что возражать бессмысленно.

Дойдя до музея, доктор Берроуз поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Мальчик последовал за ним.

Едва Уилл подумал, что в главном зале стало как-то светлее, как доктор, сделав несколько шагов, замер на месте. Он хозяйским взглядом обвел помещение и остановился на витрине в дальнем углу.

— Что это там такое? — воскликнул доктор и двинулся к ней.

Уилл пошел следом, отметив, как поскрипывает под ногами отполированный паркет. Доктор Берроуз резко остановился перед высоким стеклянным шкафом, где стоял манекен в полном обмундировании саперского пехотного подразделения времен Второй мировой войны. — А куда подевалась моя военная экспозиция? — озабоченно пробормотал доктор, озираясь в поисках двух покосившихся витрин, в которых собственноручно размещал без особого порядка значки с военных головных уборов, позеленевшие пуговицы и ржавые парадные сабли.

Мальчик прошел к группе новеньких витрин за манекеном.

— «Вечная слава сражавшимся за Хайфилд», — прочитал он вслух. Отец подошел к Уиллу, и они вдвоем склонились над скошенными витринами, рассматривая продовольственные книжки, солдатские удостоверения, противогазы и другие вещи военного времени, все до одной снабженные аккуратными табличками с подробными описаниями.

Со свистом втянув воздух сквозь зубы, доктор Берроуз повернулся к белоснежной пластиковой стойке с большим монитором.

— «Нажмите, чтобы начать», — пробормотал он, читая указания на экране, и ткнул в него пальцем. На мониторе замелькали черно-белые кадры, похожие на отрывки из старых кинохроник. Сначала появились пожарные, которые направляли струи воды из брандспойтов на горящие здания. Судя по освещению, снимали их ночью.

— Я помню события тех времен, как будто это было только вчера, — начал дрожащий голос пожилого мужчины. — Мой отец одним из первых в Хайфилде вступил добровольцем в отряд противовоздушной обороны.

Затем показали утро после налета. При тусклом свете восходящего солнца люди в пыльной военной форме торопливо дробили кирками обломки камней, разбросанные по тротуарам и садам при входе в дома. Комментатор продолжал:

— Самой сильной была бомбежка в феврале сорок второго года. Немцы сбросили снаряд прямо на чайную «Лайонс» на улице Саут-парейд. Я помню, в этот момент там обедали десятки людей. Это была ужасающая картина… повсюду раненые и мертвые. А вечером того же дня прошла еще одна бомбежка, даже страшнее первой.

Потом на экране показались два старика, неподвижно сидевших на стульях в развалинах здания. Они безразлично смотрели в камеру и курили. На их лицах читались усталость и опустошенность. Уилл попытался представить себе, что они ощущали. Ведь они не только лишились дома и всего имущества — более чем вероятно, при бомбежке погибли их жены и дети. В эту минуту, проникнувшись их горем, Уилл вдруг осознал: через что бы он ни прошел, все это не настолько страшно, как то, что пришлось вынести этим двум людям и тысячам других за годы войны. Мальчик снова прислушался к комментатору.