— Нет, нет. В последнее время он выглядит намного здоровее. Он стал следить за своим видом, и это принесло ему пользу — он похудел, у него появился здоровый цвет лица. Нет, дитя мое, здесь другая причина. Как ты думаешь, почему правительство тратит столько денег на строительство Нового Лонгвуда?

— Наверно, им стало понятно, что они несправедливо относятся к Наполеону.

Бэлкум покачал головой.

— Все дело в политике. Кабинет понял, что по всей стране распространяется волна сочувствия по отношению к императору. Наружу всплыла правда о Лонгвуде, несмотря на отчаянные попытки нашего отвратительного губернатора замолчать ее. Много статей печатается в либеральных газетах. Поэтому… пришлось предпринять кое-какие действия. И ответом стала новая резиденция. Теперь представь себе, что император узнал об этом и раздумывал, как обратить себе на пользу эти настроения? Я никогда не слышал, чтобы он высказывался по этому поводу, и никто в Лонгвуде мне ничего не говорил. Но мне понятно, что он надеется, что возмущение в Англии станет настолько грозным, что правительству придется перевести его куда-нибудь в другое место со Святой Елены. Этого не случится, если он станет жить в новом дворце, где будет чисто и удобно. Только ужасные условия, в которых он живет, вызывают к нему сочувствие. Поэтому он никогда по собственной воле туда не переедет. Это абсолютно точно.

— И, конечно, этот бедняга Лоув опять попадет в ловушку. Он дает Наполеону возможность отказаться от переезда, потому что приказал поставить дом на самом неудачном месте. Наполеон желал, чтобы дом построили поближе к «Брайарсу».

Бетси не смогла удержаться от довольной улыбки.

— Но Лоув не собирался этого делать и принял окончательное решение строить в другом месте.

— Поэтому дом стоит на вершине плато, где нет даже чахлого кустика, могущего дать тень. Летом там будет настолько жарко, что жить будет невозможно! Зимой злые ветра будут задувать во все уголки дома. Дом расположен на двести ярдов ближе к военному лагерю, чем прежний Лонгвуд, и каждый раз, когда он появится у окна, на него будут пялиться все солдаты и офицеры.

Бэлкум остановился и удивленно покачал головой.

— Почему Лоув принял подобное решение? Зачем ему давать повод Наполеону, чтобы тот мог отказаться от переезда? Он просто мог взять деньги правительства и выкинуть их в залив.

— Как вы думаете, они не смогут заставить его переехать? — взволнованно поинтересовалась Бетси.

— Сомневаюсь, понадобятся четверо сильных солдат, чтобы перенести его на руках. Это был бы не самый интересный спектакль. Я прав?

— Почему когда вы говорите о губернаторе, у вас в голосе проскальзывают нотки сочувствия? — спросила отца Бетси.

— Бетси, на это имеется несколько причин. Я приведу вам только одну. Подумайте о том, что станут говорить о нем позже!

Бетси засмеялась.

— И что я напишу о нем в моей книге!

До сих пор миссис Бэлкум спокойно сидела за вязаньем, но в этот момент она заволновалась.

— Что ты сказала, детка?

— Я сказала «в моей книге».

— Твоей книге! Что ты хочешь сказать, Бетси Бэлкум?

— Я собираюсь написать книгу. Почему бы и нет? Все, кто его хорошо знают, так и делают. Мы вполне сможем сделать это. Разве он не приехал сюда, — она помялась, чтобы найти правильные слова, — разочарованным и побежденным человеком? Мы к нему были добры, ему было приятно в нашем доме, и он не хотел отсюда уезжать. Ему хотелось бы жить от нас неподалеку. Разве это не причина, чтобы написать о нем?

Миссис Бэлкум уронила спицы на колени и в ужасе уставилась на свою дочь.

— Бетси, должна признаться, что никогда тебя не понимала. Писать книгу! Такой молодой девушке? Разве это прилично? Мне так не кажется.

— Мама! Что тут дурного?

— И что же ты собираешься писать в своей книге? — спросил отец.

В его глазах плясали озорные огоньки.

— Папа, должна признаться, что я уже начала делать наброски. Мне долгое время не было чем особым заняться, поэтому я начала работать. Я написала не так много. Действительно, это пока только наброски, и, возможно, они не очень важны и я не смогу стать хорошим писателем.

— Зачем тогда пробовать? — спросила мать.

— Бетси, что ты собираешься сказать в этой книге о сэре Хадсоне Лоуве? — спросил ее отец.

— Если я вообще стану о нем писать, то всем станет ясно, что он у меня не вызывает симпатий. Папа, я постараюсь быть благоразумной и оставлю в стороне политику.

Прошло несколько недель, во время которых суровый губернатор не сводил осуждающего взгляда с семейства, проживающего в «Брайарс». По прошествии некоторого времени Бертраны опять пригласили Бэлкумов на ужин. Им объяснили, что Наполеон не будет присутствовать. Джейн отправилась на очередной прием, и Бетси уговорила мать позволить ей надеть самый красивый костюм, который ей изготовила миссис Кристи Димкуззен. В костюме хорошо обыгрывались военные мотивы. Он был сшит из материала черного цвета, и пуговицы кончались высоко на шее, а на плечах прикрепили забавную имитацию военных эполет. Юбка по контрасту была удивительно женственной и пышной, как у танцовщицы.

— Мадемуазель, — сказал Бертран, целуя Бетси руку как взрослой. — Будем надеяться, что после ужина нас посетит император. Ему очень понравится военный мотив вашего наряда.

— Он придет, господин граф, — шепнула ему Бетси. — Когда мы ехали в этой ужасной повозке, я заметила солнечный зайчик, и мне кажется, что он следил за нами через подзорную трубу.

— У нас будет ранний ужин, — объявила мадам Бертран, беря под руку миссис Бэлкум.

За ужином хозяин извинился за поданное красное вино с резким вкусом.

— Его обожает император, и сегодня он пополнил запасы.

— Я обратил на это внимание, — сказал господин Бэлкум, — оно из Кадиса, не так ли?

Бертран кивнул головой.

— Он просто обожает это вино и приказывает сразу подавать на стол и отсылает несколько бутылок нам. Вам оно нравится?

Гость сделал глоток.

— Вообще-то я привык к портвейну…

— Правильно, — захохотал Бертран. Он говорил медленно, не совсем хорошо объясняясь по-английски. — Не стоит больше ничего говорить. После десерта мы выпьем портвейн.

Портвейн прибыл, и господин Бэлкум расслабился, но вдруг до них донесся шум из комнаты, где находились дамы. Младшие девочки Бертранов что-то воскликнули, потом — голос Бетси.

Ночь пришла нежданно, как это бывает только в тропиках, и звезды не могли осветить пространство между домом Бертранов и Лонгвудом. Из дома Лонгвуда вышла небольшая группа людей. Впереди — трое слуг с горящими факелами. За ними — Наполеон, а за ним Перрон со свертком, завернутым в бархат под рукой. Совсем недавно умер Киприани, и Перрон занял его место, прислуживая императору.