Поняв, что перестал слушать свою собеседницу, лорд встряхнулся и вновь обмакнул перо в чернильницу.

– …ну и раз уж так повернулось, – говорила в этот момент Тира, – то нам даже конунга просить не пришлось. Эйнара подхватили, позвали Хейдрун, да и повели молодых.

– Минуточку, – перебил Ивар. – Возвращаясь к ссоре молодоженов, госпожа, вы сказали, что утешать новобрачную пришлось Астрид и вам. А где же была супруга ярла Ингольфа?

– Альвхильд? – с нескрываемым пренебрежением переспросила женщина. – Так плясала, вестимо! Чего еще ждать от этой сороки?

– Гхм. – Ивар почесал бровь и кивнул. – Ясно. Продолжайте же, прошу вас.

– Как пожелаете. Так о чем бишь я?.. А! Повели мы, стало быть, молодых. Эйнара на постель уложили, отец Хейдрун последние наставления дал…

– Отец?!

Тира захихикала:

– Боги с вами, сударь, да не об том же!.. Брачная ночь, уж понятно, не батюшкина забота. Альвхильд с Хейдрун там шепталась, пока мы с Астрид, как заведено, подушки взбивали. А ярл дочке велел только дверь затворить да мужа не трогать, покуда не выспится. Ну, она обещала. И дверь заперла. А мы в дом вернулись.

– И там все было так же, как перед нашим уходом?

– Вроде так же.

– Ничего необычного? Точно?

Тира жалобно воззрилась на дознавателя, явно не понимая, чего он от нее хочет. Но Ивар не намерен был ей помогать.

– Может быть, – туманно предположил он, – мебель стояла не так, как ее оставили? Или кто-то находился не там, где ему следовало?

– Сударь, я, право же… Ой! Скальд! Как же я запамятовала, он еще на сундуке дрых у двери! Гуннар хотел прогнать, да Рагнар не велел. Сказал, этот пропойца из свиты Рыжего, мол, пусть его, проспится да сам уйдет, хватит нам на сегодня крика… Так вы на певца намекали, сударь? А что с ним не так?

Ивар молчал, задумчиво покусывая кончик пера. Потом, словно очнувшись, улыбнулся женщине и сказал:

– В таком деле, госпожа, приходится учитывать все. Я еще не встречал преступника, который не сделал хотя бы одной ошибки. Думаю, этого любителя сундуков мы допросим отдельно…

– Неужто, – с подозрением ахнула Тира, – вы на того скальда думаете?!

Лорд снова улыбнулся. И встал:

– Выводы делать еще слишком рано. Но вы мне очень помогли своим рассказом, госпожа. И прежде чем я вас отпущу, позвольте задать вам последний вопрос. Он не касается убийства, это в некотором роде частный интерес.

– Да?

– Вы были знакомы с покойной женой Харальда?

– С Берит? Ну ясное дело! Только ведь она умерла, лорд Мак-Лайон, летом еще.

– Я знаю. Вроде бы от родов?

– Да, – после легкой, едва заметной заминки отозвалась женщина. – Ужасное было горе для Харальда. Он жену сильно любил. А тут разом – и ее потерять, и сына!

– А, так, значит, ребенок тоже умер?

Она печально кивнула:

– Случается, сударь. Что ж поделаешь? Берит, она хрупкая была, и малыш в нее, видно, уродился. На день или на два всего-то мать пережил. Уж как Харальд убивался! Гуннар говорит, до сих пор так в себя и не пришел…

– Прискорбно, – покачал головой Ивар. – А жили они мирно?

– Вполне, – сухо отрезала Тира. – Он ее обожал, а она только на него и глядела! А если до вас сплетни какие дошли – так люди чего только не наболтают. Ну, ревновал Харальд супругу, так с кем не бывает? Характер у него такой, а она веселая была, красавица писаная… Любил он ее, и точка! Даже и разговаривать тут не о чем!

Советник, не имевший о тонкостях супружеской жизни Харальда ни малейшего понятия, тем не менее замешательства своего не выдал. Только кивнул с утомленным видом:

– Вы правы. Никогда не любил сплетен… Однако не смею вас больше задерживать! Мне и без того перед вами совестно, что лезу то с одним, то с другим.

– Ну что вы такое говорите, сударь? Не для себя же.

Она печально улыбнулась и поднялась, шурша юбками. Ивар, обойдя стол, предупредительно распахнул дверь перед супругой ярла и высунул голову наружу:

– Творимир!

– Эх?

– Проводи госпожу Тиру. И попроси ко мне зайти госпожу Астрид…

Жена Рагнара, в отличие от старшей подруги, вид имела более собранный. Вошла, кивнула дознавателю и без предисловий уселась на табурет: спина прямая, руки сложены на коленях, лицо непроницаемое. Если бы не бледность да не темные круги под глазами – никому и в голову бы не пришло, что женщина расстроена. «Крепкий орешек, – подумал лорд, глядя на Астрид. – Откровений от нее вряд ли дождешься. Ну, по крайней мере, каждые пять минуть успокаивать не надо».

Он вежливо склонил голову и сказал располагающим тоном:

– Мне очень не хотелось вас беспокоить, госпожа, но дело есть дело. Всего несколько вопросов – много времени это не займет.

Она снова кивнула. Ни искры интереса или беспокойства. И глаза сухие. Да, такие деревья под ветром не гнутся… Ивар кашлянул, придвинул к себе новый лист пергамента и выпрямился:

– Итак, приступим. На свадебном пиру вы исполняли обязанности хозяйки?

– Да.

– В чем они заключались?

– Хозяйка принимает гостей, проводит их к столам и следит, чтобы чаши не пустели, слуги не лодырничали, музыканты не напивались, а гости не скучали.

– Задача не их простых, – сочувственно заметил лорд. Понял, что завуалированный комплимент цели не достиг, и попробовал зайти с другого боку. – Впрочем, вам ведь помогала госпожа Тира?

– Да. Я сама ее попросила. И вашу супругу, позднее, тоже.

– Но такая спешка вам, очевидно, была не очень по душе?

– Конунг – человек настроения. А я единственная невестка. Подобное случалось и раньше, мы уже привыкли. В конечном счете все прошло сносно.

– Если не считать убийства…

– Да. Если не считать убийства.

Лицо женщины было все таким же отрешенно-спокойным. Слово «убийство» она произнесла ровным, совершенно каким-то будничным тоном, словно говорила о погоде. «Даже разбитая чашка обычно вызывает куда больше эмоций», – раздосадованно подумал Ивар. А вслух сказал:

– Как, по-вашему, – Эйнар может быть виновным в случившемся?

Пауза. А следом короткое, уверенное:

– Может. И виновен.

– Простите? – изумился советник, даже чуть привстав со своего стула.

Астрид посмотрела ему в лицо и сказала:

– То, что произошло, целиком вина Эйнара. Он не должен был жениться на этой девушке. Не должен был так вести себя, напиваться до бесчувствия. Но он сделал и то и другое. И смерть Хейдрун – на его совести.