Еще больше взбесила духовенство его статья в “Дейли телеграф”, где среди прочего Дойл заметил, что связывать нерасторжимыми узами невинную девушку и горького пьяницу не только не по-божески, но и не по-человечески. Дойла сильно позабавило, что многие проповедники гневно клеймили его за отказ от христианских убеждений, за непонимание моральных и религиозных установлений института брака.

В результате деятельности Союза под руководством Дойла реформаторы добились того, что правительство создало Королевскую комиссию, которая в конце концов приняла принципиальное решение: “развод должен осуществляться на основании норм, одинаковых для представителей обоих полов”. Но преодолеть сопротивление церкви и изменить закон удалось лишь в 1923 году.

Еще не просохли чернила на рукописи брошюры о разводе, а Дойл снова взялся за перо. На сей раз речь шла о “беспримерно жестоких преступлениях”, творящихся в Конго.

К концу XIX века Африка была уже практически поделена между белыми колонизаторами, и по Берлинской конференции 1885 года обширная территория, в пять раз больше Франции, официально отошла королю Бельгии Леопольду II. Это было его личное владение, которое именовалось “Свободное государство Конго” — не будучи при этом ни свободным, ни государством. Берлинская конференция была созвана, чтобы гарантировать свободу торговли, уничтожить рабство и обеспечить права и религиозные свободы местному населению. Ни один пункт не был исполнен. Леопольдом двигала лишь корысть, ибо в “свободном” государстве находились огромные запасы слоновой кости и каучука.

Производство каучука сопровождалось жесточайшей тиранией: местных жителей использовали как рабов, безжалостно эксплуатировали, чтобы обеспечить все возраставший спрос в Европе. Население было лишено всех прав, кроме одного — изнурительного труда. Нормы выработки каучука были установлены непомерные, а невыполнение вызывало зверские наказания. Войска и национальная полиция сеяли ужас, в виде наказания отрубая конечности у мужчин, женщин и детей. С 1885-го по 1908-й почти десять миллионов конголезцев погибли от экзекуций, насилия, каторжного труда и болезней.

Первыми, кто уже в 1903 году привлек внимание мировой общественности к вопиющим делам, творящимся в Конго, были журналист Эдмунд Морель, в свое время работавший редактором “Уэст Африкен мейл”, и Роджер Кейсмент, британский консул в столице страны, городе Бома.

Кейсмент приехал в Конго в 1884 году двадцатилетним юношей, очень много ездил по региону и отправил сорок три доклада в министерство иностранных дел в Лондоне, подробно перечисляя все зверства, издевательства и массовые казни, которым подвергалось местное население со стороны белых. Результатом усилий Кейсмента явилась дипломатическая инициатива, с которой Британия обратилась к Леопольду, вынудив его создать комиссию по расследованию. Членов этой комиссии король назначил сам, и, разумеется, они обнаружили лишь “незначительные злоупотребления”. Правда, через день после встречи с членами комиссии генерал-губернатор “свободного” государства покончил с собой при невыясненных обстоятельствах.

А тем временем Кейсмент с Морелем основали Ассоциацию реформ в Конго, чтобы оказать на Бельгию международное давление. В 1908 году Леопольд был вынужден передать свои земли правительству Бельгии, но это мало что изменило, и “Ассоциация” обратилась за поддержкой к выдающимся гражданам, в частности писателям Джозефу Конраду, Редьярду Киплингу и Артуру Конан Дойлу.

Конрад, который сам был свидетелем геноцида в Конго — он плавал капитаном парохода по реке Конго и описал эти преступления в повести “Сердце тьмы”, — помочь отказался, заявив, что он всего лишь “презренный новеллист”. Киплинг опасался, что в дело замешана политика и Германия может “расправить свои крылья, защищая Бельгию”. Но Дойл, великий поборник справедливости, охотно ввязался в драку. “Наш долг — защищать слабых, — писал он когда-то в “Мике Кларке”, — и этот долг превыше всех остальных, как бы ни складывались обстоятельства”.

Летом 1909 года они с Морелем встретились в отеле “Лондон”, все обсудили, и Дойл предложил свою помощь. Он был готов выступать от лица ассоциации и писать злободневные отчеты в газетах. “Я ушел от него, находясь под глубоким впечатлением его обаяния и силы личности, я был тронут и признателен, — писал потом Морель об этой встрече. — Это был настоящий друг, из тех, что познаются в беде. И в скором будущем он полностью это доказал. Я завалил его своими многотомными записями, и он сел разбираться в них, чтобы досконально изучить все подробности этой чрезвычайно сложной и длительной баталии. Следующие две недели не было дня, чтобы я не получил от него письма. Затем, когда он изучил все до основания, он заперся у себя в кабинете и работал как дьявол, с трудом выкраивая время, чтобы побриться, по его собственному признанию”.

Как всегда, когда он пылал “негодованием и гневом”, Дойл трудился практически не смыкая глаз — он утверждал, что написал 45 000 слов всего за восемь дней. Спал по четыре часа в сутки и непрерывно пил кофе. Он ставил себе цель — столько-то слов в день, — и работал до рассвета, чтобы не отступать от намеченного. Киплинг выразил ему свои опасения, написав 29 августа 1909 года: “Дорогой Дойл, я знаю, что вы принимаете близко к сердцу положение дел в Конго, которое и впрямь ужасно, и уверен — то, что вы напишете, заставит людей очнуться. Но я вот с каких позиций смотрю на это: у нас нет ни сколько-нибудь действенной армии, ни флота, чтобы поддержать там наше присутствие. Англия, вмешайся она в ситуацию в Конго, может оказаться в унизительном положении, когда ей нечего будет противопоставить обвинениям в том, что она блефует. Ни Франция, ни Россия помочь не в состоянии, а Бельгия легко может посоветовать нам заниматься своими делами (добавив пару ядовитых слов про Индию) — и что тогда?” Киплинг полагал, что Германия примет сторону Бельгии, а “остальное — просто некое количество солдат, оружия и хорошо оснащенных кораблей”.

Но Дойл ставил человеческую жизнь выше политических интересов, и книга “Преступления в Конго” стала страстным, прочувствованным обвинительным актом, подробно описывающим “разграбление страны, уничтожение населения, величайшее преступление за всю историю”. На основании свидетельств очевидцев, представленных Морелем, он обрисовал режим, угнетавший конголезцев с невероятной варварской жестокостью и превративший страну “в ад на земле”. В ответ на сопротивление устраивали массовые расстрелы, а у трупов солдаты отрезали левую руку: “Солдатам все равно, в кого стрелять, а потому они очень часто убивали беспомощных детей и женщин. Отрубленные руки рядами выкладывали перед комиссаром, чтобы, пересчитав их, он мог быть уверен — солдаты не растратили патроны понапрасну”.

“Преступления в Конго” широко распространялись в Европе и США, и кроме того от своего имени Дойл отправил брошюру лично кайзеру Вильгельму II, президенту Теодору Рузвельту, а также Уинстону Черчиллю, который тогда возглавлял министерство торговли. Затем он отослал подробное письмо редакторам шестидесяти американских газет, убеждая их поддержать вмешательство в дела Конго. Тамошняя ситуация, говорил он, это “проводимая одновременно массовая экспроприация и массовое уничтожение, и все — под лозунгом человеколюбия и бескорыстия. Это подлейшее, низменное дело, беспримерное по лицемерию… нет такого изощренного издевательства, такой пытки или муки, порожденных извращенным умом, которых не применяли бы по отношению к этим беззащитным, беспомощным людям”.