Я хочу сказать, что Карлайл был с Джулией утром того дня, когда пропала Флора. И еще я хочу схватить Эда за шкирку и как следует встряхнуть. Почему он не рассказал нам о том давнем деле? Но я лишь выдавливаю:

— И кого же он изнасиловал?

— Не знаю. Сначала надо получить разрешение судьи, а на это уйдет много времени. В семидесятых приняли закон, защищающий анонимность женщин, заявивших об изнасиловании. Но этой женщине суд не помог. И в любом случае, вряд ли это имеет отношение к исчезновению Флоры.

— Да, вряд ли, — соглашаюсь я, обдумывая невероятную новость.

— Послушай, Марри, я арестовал Карлайла, потому что в деле Коватты имелись важные улики. Служба уголовного надзора не приняла их, когда оказалось, что ДНК, мой главный козырь на суде, не совпадает с ДНК Карлайла. Образцы принадлежат другому человеку. Не Карлайлу. И служба наотрез отказалась принять во внимание давние обвинения. Ведь его оправдали. Поверь, я добьюсь правосудия ради Грейс и ее родных, но сначала найду племянницу. Если честно, я не думаю, что Карлайл с ней что-то сделает. На что ему восьмилетняя девочка?

— Ты не прав, Эд. Мы не разглядели общий знаменатель.

— Мы? С каких пор на юридическом факультете раздают полицейские значки?

Я делаю вид, что ничего не слышал.

— Джулия. Моя жена, твоя родственница. Она связывает дело Грейс и исчезновение Флоры. Подумай сам.

— Марри. Карлайл оказался первым в списке только потому, что его последним арестовали в нашем районе. Это не связано с пропажей Флоры.

— Эд, подумай, черт возьми! — Я не собирался кричать. — На Грейс Коватту напали. Кто ее нашел? Джулия. В какую школу ходила девочка? В ту, где преподает Джулия. Господи, да она же вела у нее английский! Ты понимаешь? — Я делаю паузу, подавляя желание схватить стакан с виски. — Карлайла арестовали за нападение на Грейс. И с кем он встречается? С Джулией. Тем временем Мэри Маршалл — мать Джулии — отказывается говорить, и последний человек, которого она видела перед тем, как онеметь, не считая приемных детей, это Дэвид Карлайл. Пропала маленькая девочка — и кто ее мать? Джу-ли-я Мар-шалл!

Уж не знаю, как выразиться яснее. Эд молчит. Смотрит на монитор, где открыт файл с делом Карлайла.

— Не находишь, что история повторяется? — спрашиваю я. — И Карлайл снова выпорхнул на волю, свободный как птица?

Мне не хватает воздуха. Я чувствую, что тону, я умею плавать, но спутан по рукам и ногам. Перед глазами проплывает лицо Флоры, умоляющей спасти ее.

— Предлагаю найти толкового судью, который оперативно выдаст разрешение поднять то старое дело, — продолжаю я. — Нужно выяснить, кого тридцать лет назад изнасиловал Карлайл.

Внезапно меня сотрясает страх — я вспоминаю, что говорила Крисси о лечении Мэри. В реальность меня возвращает телефонный звонок. Я не знаю, связан Карлайл с исчезновением моей дочери или нет, но хочу, чтобы его убрали, навсегда убрали подальше от моей семьи.

Эд кладет трубку.

— Возможно, Флору видели недалеко от Хоганс-лейн. Скоро сюда привезут женщину, чтобы она дала показания.

— Хоганс-лейн… — задумчиво повторяю я. Название мне знакомо. — Хоганс-лейн… У тебя есть карта?

Через секунду на экране компьютера появляется подробная карта нашей округи.

— Только не говори, что я сошел с ума. — Я тычу в монитор: — Хоганс-лейн. Дом Карлайла.

Что мне предпринять? Как можно сидеть сложа руки?

— Алекс, ты знаешь хоть что-нибудь, что помогло бы найти Флору? Она не вела себя странно, когда папа ушел с катера?

Я уже тысячу раз спрашивала его об этом. Алекс на грани срыва, бледный, с темными кругами под глазами, время от времени он начинает дрожать. Он сидит напротив мамы у камина. Огонь погас несколько часов назад. Я ползаю по полу, подбирая оставшиеся осколки. Никак не могу остановиться, словно это мой вклад в поиски дочери.

Уже сутки без Флоры.

Чтобы хоть как-то разорвать круговорот мыслей, шарю в буфете и нахожу бутылку хереса.

— Если твоему отцу это помогает, то и мне тоже поможет.

Я свирепо смотрю на изумленного Алекса. Не найдя стакана, прикладываюсь прямо к горлышку. Прежде чем поперхнуться, успеваю сделать пару приличных глотков. Алкоголь и впрямь распутывает узел мыслей, у меня появляется план.

— Поеду к Дэвиду.

Я присаживаюсь рядом с мамой, хочу ее обнять. Клянусь, она с отвращением отшатывается, когда я приближаю к ней лицо.

— Не возражаешь, если мы с Алексом уйдем ненадолго?

Смотрю на женщину, которой верила последние тридцать лет, и не узнаю. Она как чужая. Я встряхиваю ее за плечи:

— Мама, ты меня понимаешь? Я хочу поговорить с Дэвидом. Ради бога, скажи хоть слово! Ты должна!

Зрачки ее блестят, мне кажется, что в их глубине мечутся тени, точно мысли, не способные вырваться на волю. Ах, если бы только она выразила их словами! Наверное, я схожу с ума, но за спиной, когда мы уходим, слышу шелест «Прощайте».

Мамин «лендровер» очень дряхл. Выглядит так, будто его не заводили много-много лет, а ездили и того раньше, во времена Второй мировой. Да, шансов у меня мало, но я полна решимости. Автомобилем мама пользовалась редко, в деревню выбиралась исключительно на автобусе.

— Ничего, если потребуется, мы и пешком пойдем.

На моей машине уехал Марри, потому что его все еще в ремонте.

Ключи торчат в замке зажигания, и я боюсь, вдруг успели заржаветь. Алекс забирается в машину вслед за мной. Помню, в детстве поездка на «лендровере» была для меня восхитительным приключением. Иногда к нам присоединялись Марри и Надин. Их мама давала нам с собой бутерброды. Мы подпрыгивали на ухабах, пели, снятая брезентовая крыша валялась у нас под ногами, а мама весело улыбалась.

Чудесным образом ключ поворачивается, и после пары попыток колымага вдруг заводится, как будто на ней ездят каждый день.

— Слава богу! — восклицаю я и выпрыгиваю из машины, чтобы открыть огромные деревянные ворота.

Тусклый зимний день рассекают два конуса света; они маяками должны приманить Флору. Мы мчимся к дому Дэвида.

В семьях постоянно что-то происходит, говорю я себе. Ничего страшного. Нам послали испытание. Худа без добра не бывает. И до последнего времени мы были счастливы.

Флора прекрасно прижилась в школе. Она легко училась, обзавелась друзьями. Алекса взяли в школьную футбольную команду, меня повысили на работе, я вела дополнительные уроки, а Марри закрепился на новом месте. Начальница его — женщина властная и, похоже, твердо вознамерилась сделать из него хорошего работника.

Вот так, оседлав волну надежды, уверенные, что все у нас расчудесно, мы и плывем через море будней, не ценя радостей, затерявшись в тумане из домашней суеты, стирки-готовки, счетов. И вдруг с размаху натыкаемся на подводный риф — пристрастие Марри к выпивке. Такое впечатление, что мой муж устал от покоя и размеренности и решил пробить в нашем судне основательную дыру. И начал каждый вечер, каждый день, а затем и каждое утро накачиваться виски.