Личность тайного возлюбленного колдуньи, с которым она, вне всяких сомнений, собиралась ехать в один из портовых городов и оттуда убежать на Абрад, осталась для поборников неустановленной. И только командир гарнизона, капитан Дармад аб Флахри, догадался, кто это был. За две недели до инцидента с колдуньей к нему обратился прапорщик Фергас аб Гвыртир с рапортом об увольнении с воинской службы по семейным обстоятельствам. А устно объяснил, что его отец тяжело заболел, поэтому он, как старший из сыновей, должен вернуться домой и позаботиться о семье. Капитан аб Флахри не хотел терять молодого офицера, которого очень ценил, и предложил ему бессрочный отпуск, но прапорщик стоял на своем. Командир гарнизона все-таки придержал рапорт, так как рассчитывал, что сможет убедить подчиненного не оставлять службы, а потом произошли все те события, после которых Фергас аб Гвыртир, казалось, совсем позабыл о своем намерении уйти в отставку. А когда капитан известил его, что рапорт отклонен, он отнесся к этому совершенно безразлично и вновь отказался пойти в отпуск — мол, на поверку отцовская болезнь оказалась не такой тяжелой, как все опасались.

Дармад аб Флахри уничтожил рапорт прапорщика аб Гвыртира, однако решил перестраховаться и, чтобы его не обвинили в сокрытии преступления, отправил королю секретную депешу с подробным отчетом обо всем случившемся. Ознакомившись с посланием, Имар некоторое время колебался, подозревая провокацию поборников, но в конце концов издал приказ о переводе Фергаса аб Гвыртира в Хангован, а со временем назначил его в свою охрану и на протяжении года внимательно присматривался, пытаясь понять, как повлияла на него та история. Вне всяких сомнений, молодой офицер знал, что Мирне вер Вахавин была колдуньей, поэтому и собирался убежать вместе с нею на Абрад. Другое дело, как это отразилось на его мировоззрении, переступил ли он через лахлинские суеверия или просто закрывал глаза на греховную сущность своей возлюбленной.

В конце лета Имар почти убедился в том, что прапорщик аб Гвыртир такой же точно вольнодумец, как и он сам, и повысил его в чине, надеясь, что свежеиспеченный лейтенант правильно поймет этот знак и наконец откроется ему. Возможно, через несколько месяцев так бы и произошло, но время для ожиданий уже миновало, так что Имару приходилось делать и следующий шаг. Предложив Фергасу аб Гвыртиру присесть, он спросил:

— Лейтенант, вы что-нибудь слышали о Рехрайнской бойне?

Тот неопределенно покачал головой и произнес:

— Простите, государь?

Такой неопределенный для военного ответ вместо четкого «нет» мог свидетельствовать лишь об одном: он что-то слышал о тех событиях и дает это понять, но не осмеливается сказать «да», пока не выяснит, к чему клонит король.

— Ну, собственно, это очень давняя история, — продолжал Имар. — Вам достаточно знать, что я не хочу ее повторения. Однако есть люди, которые своими необдуманными поступками могут накликать еще большую беду…

Он рассказал лейтенанту о рождении на Лахлине ведьмовской двойни (не пришлось даже объяснять, что это такое), о ведьмаке Бренане аб Грифиде, который прожил тут шестнадцать лет, потом убежал на Абрад, а недавно пытался забрать к себе своих родственников, — и о том, как печально эта попытка закончилась. Когда Имар говорил о помиловании, предложенном верховным поборником для двух младших кузин ведьмака, в зеленых глазах Фергаса промелькнули зловещие молнии, а при известии о том, как Айвар аб Фердох покинул королевский кабинет несолоно хлебавши, лицо лейтенанта, до этого хмуро-непроницаемое, немного прояснилось.

Под конец Имар изложил свои соображения касательно намерений верховного поборника и сказал:

— Полагаю, теперь вы понимаете, как важно избавиться от этих девочек. Наверное, другой король на моем месте счел бы лучшим заставить поборников казнить их вместе с остальными родственниками, но я для этого слишком сентиментален, и раз уж мне представилась возможность спасти им жизнь, я так и сделал. Теперь нужно закончить начатое дело и доставить обеих целыми и невредимыми в Динас Ирван. Это задание я собираюсь поручить вам.

— Я готов выполнить ваш приказ, государь, — без малейших колебаний ответил Фергас аб Гвыртир.

— В этом я не сомневаюсь, лейтенант, и уже приказал составить список кередигонских судов, находящихся сейчас в порту. Уверен, что среди них будет хотя бы одно, которое отплывает завтра на рассвете. Однако советую вам сесть на корабль еще сегодня, чтобы никакая досадная случайность не помешала вашему путешествию.

Лейтенант понимающе кивнул:

— Да, государь. Я поеду в порт, как только мне передадут… э, помилованных преступниц.

— Вообще-то, — добавил Имар, — можно было бы просто отдать их под опеку капитана корабля, он бы обо всем позаботился. Но я хочу уберечь наших отважных поборников от неосмотрительных поступков, а ваше присутствие на корабле, как моего полномочного представителя, сдержит их излишнее рвение. В то же время я ни в коем случае не принуждаю вас губить свою бессмертную душу, общаясь с ведьмами, поэтому вы отвезете девочек в резиденцию кередигонского короля и попросите о встрече с… Прошу вас, лейтенант, чтобы я не звал сюда мастера Леолана, скажите ему, пусть пойдет и выяснит имя начальника тамошней дворцовой стражи.

Фергас аб Гвыртир вышел в приемную. Оттуда донесся его короткий разговор с секретарем, потом послышался стук внешней двери — это мастер Леолан пошел выполнять поручение, — а лейтенант вернулся в кабинет.

— Теперь нас никто не услышит, — произнес Имар. — Скажите-ка, Фергас, только честно: вы жалеете, что не согласились тогда на отпуск? На Абраде было бы все равно, дезертир вы или просто беглец.

— Мне было не все равно, государь, — ответил лейтенант, открыто глядя ему в глаза. — Слово «честь» для меня много значит… Но вы правы, я жалею об этом. Мне нужно было взять отпуск, отвезти Мирне в Таркаррай и посадить на корабль. А потом вернуться в роту и ждать увольнения со службы… — Он помолчал, продолжая пристально смотреть на Имара. — Наверное, я должен поблагодарить вас. Когда пришел приказ о моем переводе в Хангован, я как раз планировал убийство тех мерзавцев, которых не успела убить Мирне. Я и сейчас хочу их смерти, но понимаю, что мой тогдашний план был неудачным. Поборники только и ждали этого, чтобы разоблачить меня.

— У вас еще будет возможность убить поборников, — пообещал ему Имар. А про себя добавил: «Пока они не убьют всех нас…»

Дыв один — Китрайлов много…

Эти четыре слова, тезис и антитезис, крепко засели в голове Ярлаха и в течение последних трех недель не давали ему покоя. На первых порах магистр пугался и гневался, со временем страх прошел, осталась только злость, — но не на ведьм, выдумавших эти слова, а в отношении существа, к которому сии слова относились. Темный Властелин будто нарочно делал все так, чтобы подтвердить правильность ведьминского утверждения. Вернее, он ничего не делал — и именно своей бездеятельностью все больше убеждал Ярлаха аб Конала в том, что ведьмы имеют основания отрицать его глобальную сущность.