знакомого скрежета рельсов на станции «Южный Кенсингтон» на Пикадилли. Прибывший поезд был набит битком, хотя это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в Токио. Пассажиры на платформе пытались пробиться в двери неподходящего для такой толпы размера, и в итоге Фиона оказалась прижатой носом к серому шерстяному пальто, от которого пахло едой навынос и мокрой собакой. Фиона сразу вспомнила, как стояла в поезде так близко к Гейбу, что видела отдельные щетинки на его щеке. Она закрыла глаза, борясь с тупой, вездесущей болью.

Выйдя на «Грин-парк», от волнения и неизвестности она стала еще сильнее беспокоиться, ей поскорее хотелось добраться до места, но туристы, словно овцы, нерешительно топтались у отеля «Ритц». Почему Аврил хотела, чтобы она пошла в галерею? В этом же нет смысла!

– Пошевеливайтесь, – прорычала она, что вышло гораздо громче, чем она хотела, но, ради бога, зачем они перегородили тротуар. Почему нельзя постоять в сторонке под колоннами, как разумные люди?

Фиона стала переходить дорогу, забыв взглянуть на светофор – просигналило такси, чуть ее не сбив. Вот она! Дувр-стрит.

Она стала рассматривать номера на зданиях в поисках вывески галереи. Фиона так нервничала, что немного замедлила свой бешеный темп. Что она там увидит?

Почему Аврил была так настойчива? Не надо было приходить!

Заметив нужное здание, она перешла через дорогу и, не сбавляя шага, толкнула дверь.

За стойкой регистрации сидел молодой человек в строгом костюме, с идеальной стрижкой и впечатляющей хипстерской бородкой.

– Могу я помочь?.. – Его голос затих, и он уставился на нее, буквально открыв рот.

– Я ищу…

– Выставку Гейба Бернетта! – мгновенно продолжил он. – Конечно, что же еще вам искать! Через галерею слева от вас!

– Благодарю…

Его мрачное лицо внезапно расплылось в широкой улыбке.

– Невероятно рад вам помочь!

Что это сейчас было? Она была покрыта волшебной пылью? Мир сегодня сошел с ума. Озадаченная, Фиона оглянулась и обнаружила, что он смотрит ей вслед, продолжая улыбаться.

Следуя его указаниям, она прошла по отполированному до блеска деревянному полу. Шаги отдавались эхом – это было старое здание эпохи Регентства с высокими потолками, которое очень аккуратно модернизировали, бережно добавив несколько современных элементов. В помещении царила тишина, как в библиотеке: лишь пара человек рассматривали какие-то картины в противоположном конце галереи. Фиона повернула налево и… остановилась как вкопанная, ее ноги подкосились.

Шок и удивление нахлынули на нее, как апрельский ливень.

Будто она налетела на стену. Ее бешено колотящееся сердце с глухим стуком замерло.

Она вглядывалась. И вглядывалась. И вглядывалась. Затем ее пульс снова участился, кровь бушевала в венах с такой силой, что Фиона чуть не упала в обморок.

Со стены на нее смотрело ее собственное лицо: губы слегка приоткрыты, волосы распущены и переливаются золотом в косых солнечных лучах, а в глазах светится загадочная улыбка.

Ее губы зашевелились, произнося неразборчивые слова. Как? Что? Почему? Она снова всмотрелась в детали снимка и зажала рот рукой – она все поняла! О боже!

Подтекст читался безошибочно, выставлен на всеобщее обозрение. Влюбленная. И если этого было недостаточно, то под фотографией висела маленькая табличка, на которой именно это и было написано.

Она моргнула, как будто это могло что-то изменить. Невозможно было ошибиться в том, о чем думала или чувствовала эта девушка на снимке, и Фионе пришлось усилием воли сдержать внезапно нахлынувшие слезы.

Эту фотографию Гейб сделал в номере в Киото в тот момент, когда она поняла, что снова в него влюбилась.

Все еще думая об этом снимке, она пошла дальше. Когда Фиона приблизилась, то поняла, что за стеной находится небольшая квадратная комната с простой деревянной скамьей прямо посередине. На стенах висели еще шесть фотографий. Она судорожно вздохнула, и ее сердце снова заколотилось.

На всех фотографиях была она…

Едва осмеливаясь дышать, Фиона подошла к первой фотографии: ее лицо было увеличено до размеров плаката. Она лежала на диване, волосы ниспадали на подлокотник золотым водопадом, испещренным солнечными бликами, лицо – безмятежное и счастливое, губы изогнуты в довольной улыбке.

Затем, все еще растерянная, Фиона перешла к следующему снимку: она под цветущей вишней в пагоде Чурито, смеется, глядя на фотографа, в ее глазах тепло и нежность.

Одну за другой она рассматривала каждую фотографию.

Мокрая и торжествующая в храме Мэйдзи, с поднятым подбородком.

Длинноногая и невероятно гламурная, застигнутая врасплох в Сибуя, пересекает улицу, ее юбка задирается, оголяя ноги.

С распахнутыми от страсти глазами в поезде, фон размыт.

Стоящая на тележке в Сибуя, взволнованная и оживленная. Он назвал снимок «Сюрприз в Сибуя».

Ошеломленная, она опустилась на скамейку напротив последней фотографии, ее сердце почти разорвалось.

Гейб сделал ее в парке Тенджозан на следующее утро после того, как они впервые провели ночь вместе – тогда он попросил ее не слишком о нем заботиться. Она смотрела на него сверху вниз, в ее глазах была печаль, но подбородок поднят, а губы решительно сжаты.

Ее сердце замерло; это была картина такой пронзительной нежности, что на глаза навернулись слезы.

Сквозь пелену она посмотрела на фотографию, пораженная и тронутая тем, как много он увидел. Благодаря своему огромному таланту он раскрыл глубину эмоций на каждой фотографии. Он заглянул ей в душу.

И показал ее ей.

«Любовные письма». Название выставки – теперь все ясно! Каждая из этих фотографий была любовным письмом. К ней.

Слезы тихо текли по щекам, сердце наполнялось такой радостью, что могло разорваться.

Она почувствовала, что кто-то сел рядом, придвинулся ближе, бедром к бедру, взял ее за руку, и их пальцы переплелись.

– Они прекрасны… – прошептала она.

Он сжал ее руку.

– Я не хотел, чтобы из-за них ты плакала, – едва слышно сказал он.

И тогда она тихонько всхлипнула, а он ее обнял, притягивая к груди, а затем крепко обхватил обеими руками, как будто не мог вынести, что тогда ее отпустил.

Наконец она осмелилась взглянуть на него. Она моргнула, увидев его знакомое, красивое лицо, и поднесла руку к его щеке. Эти голубые глаза наполнились нежностью, когда он изучал ее лицо.

– Я скучал по тебе.

Она выдавила из себя слабую улыбку.

– Я тоже.

А потом он ее поцеловал.

Нежный поцелуй, полный сдерживаемого желания. Его руки блуждали по ее лицу, словно пытаясь заново познакомиться с каждым его изгибом. От этой нежности она снова расплакалась, и он стал целовать каждую слезинку.

– Пожалуйста, не плачь. Извини, что я не приехал раньше.

– Почему же ты не приехал?

Она вспомнила безрадостную пустоту последних двух недель.

– Господи,