– Отправляйся с ними. Мне страшно подумать, что ты в опасности. Когда все стихнет, ты сможешь вернуться, или я поеду к тебе.

Марис покачал головой:

– Не думаю, что мне надо бояться. Конечно, если бы я разгуливала по улицам Порт-Тайоса и в полный голос защищала Тайю… Но тут, в лесу, я всего лишь безобидная старуха, бывший летатель и никому не причиняю вреда.

– Толпа не рассуждает! – возразил Арилан. – Ты не понимаешь… Ты должна уехать с нами ради спасения своей жизни.

– Как благородно, что Вэл озабочен моей безопасностью! – сказала Марис, сверля Арилана взглядом. – И как странно! В такое время у Вэла, конечно, забот по горло, и я как-то не могу поверить, что он нашел время и силы для столь сложного плана спасения бедной старой Марис, которая не так уж и нуждается в спасении. Если Вэл и правда послал вас, значит, он считает, что я могу быть ему чем-то полезной.

Арилан явно растерялся:

– Он… ты ошибаешься. Его очень беспокоит твоя безопасность. Он…

– А что еще его беспокоит? Почему бы тебе не сказать честно, что вам нужно от меня на самом деле.

Арилан виновато улыбнулся:

– Вэл говорил, что тебя не провести! – В его голосе слышалось восхищение. – Но я бы сразу все тебе рассказал, как только бы мы благополучно выбрались с Тайоса. Вэл созвал Совет летателей.

– Где? – спросила Марис.

– На Южном Аррене. И близко, и пока спокойно, к тому же у Вэла там есть друзья. Чтобы собрать летателей, понадобится месяц, но время у нас есть. Правитель боится и поостережется что-нибудь делать, пока не узнает, чем закончился Совет.

– А чего хочет Вэл?

– Какой у него выбор? Он потребует наложить запрет на Тайос, пока Тайю не освободят. Ни один летатель не приземлится тут, как и на островах, торгующих с Тайосом. Этот клочок суши будет отрезан от всего мира. Правителю не останется ничего другого, как пойти на уступки, чтобы не дать острову погибнуть.

– Если Вэл выиграет. Но однокрылые все еще в меньшинстве, а Тайя ведь не невинная жертва, – предупредила Марис.

– Тайя – летатель, – возразил Арилан, с благодарностью принимая кружку с чаем из рук Эвана. – Вэл рассчитывает на солидарность летателей. Пусть она и однокрылая, но она – летатель, и мы не можем бросить ее на произвол судьбы.

– Хм!

– Конечно, без конфликтов не обойдется. Мы думаем, что Корм и еще некоторые попробуют воспользоваться ситуацией, чтобы очернить однокрылых и закрыть школы. – Он улыбнулся Марис из-за кружки. – И ведь ты сыграла им на руку, знаешь ли. Вэл говорит, что неудачнее времени, чтобы упасть, ты и нарочно выбрать не могла!

– Выбирать мне не дали, – ответила Марис. – Однако ты так и не объяснил, почему приехал за мной.

– Вэл хочет, чтобы ты председательствовала в Совете.

– Что-о-о?!

– Ты же знаешь, Совет, по обычаю, возглавляет летатель, ушедший на покой, и Вэл полагает, что для этого ты подходишь лучше других. Тебя знают повсюду, ты пользуешься уважением и среди однокрылых, и среди прирожденных летателей, и мы без труда получим согласие, чтобы Совет вела ты. Любой другой однокрылый будет отвергнут, а нам необходим кто-то, на кого мы можем рассчитывать, иначе нам навяжут какого-нибудь замшелого старикана, которому хочется, чтобы все было как в прежние времена! Вэл думает, что от этого очень многое зависит.

– Это так, – сказала Марис, вспоминая, какую решающую роль сыграл Джемис-старший в Совете, созванном Кормом. – Но Вэлу придется подыскать кого-то еще. Я покончила с летателями и их Советами и хочу, чтобы меня оставили в покое.

– Покоя не будет, пока мы не добьемся победы.

– Я не камушек, который Вэл передвигает по доске, играя в гичи, и чем раньше он это поймет, тем лучше. Вэл знает, чего мне будет стоить то, о чем он просит. Как он смеет? Он послал тебя, чтобы ты меня одурачил, обманул баснями о безопасности, потому что предвидел мой отказ. Мне и одного летателя видеть трудно, а ты думаешь, я хочу сидеть среди тысяч, смотреть, как они резвятся в небе, слушать их рассказы о полетах, а потом наблюдать, как они улетают, оставив искалеченную старуху в одиночестве? Ты думаешь, мне это понравится? – Марис вдруг осознала, что кричит на весь дом.

– Я почти незнаком с тобой, – угрюмо сказал Арилан, – так откуда мне знать, что ты чувствуешь? Мне очень жаль. И Вэлу, конечно, тоже очень жаль. Но ничего не поделаешь – ведь это дело важнее твоих чувств. Все зависит от того, как пройдет Совет, и Вэл хочет, чтобы ты вела его.

– Скажи Вэлу, что я очень сожалею. – Голос Марис стал тихим. – Скажи, что я желаю ему удачи, но с вами не поеду. Я стара, измучена и хочу, чтобы меня оставили в покое.

Арилан встал. Глаза его были холодными как лед.

– Я обещал Вэлу, что не подведу его, и я сдержу слово. – Он сделал едва заметный знак рукой, и женщина справа от него выхватила нож. Она ухмыльнулась, и Марис увидела, что зубы у нее деревянные. Мужчина сзади тоже обнажил нож.

– Уходите! – потребовал Эван. Он стоял у двери рабочей комнаты, держа в руках охотничий лук с уже наложенной на тетиву стрелой.

– Попадешь ты только в кого-то одного. – Женщина опять обнажила свои деревянные зубы. – Если, конечно, повезет. Вторую стрелу ты и достать не успеешь, старик!

– Верно, – ответил Эван. – Но острие этой стрелы пропитано ядом синего клеща, так что кто-то из вас умрет.

– Уберите ножи! – скомандовал Арилан. – А ты, пожалуйста, опусти лук. Ведь никому же не надо умирать. – Он посмотрел на Марис.

– Ты серьезно думаешь, что меня можно силой принудить председательствовать в Совете? – пренебрежительно спросила Марис. – Скажи Вэлу: если его план не лучше твоего, однокрылые обречены.

Арилан оглядел своих спутников.

– Выходите, – распорядился он. – И подождите снаружи.

Когда они неохотно подчинились, он продолжил:

– Довольно угроз. Прости, Марис. Возможно, ты способна понять, в каком я отчаянии. Ты необходима нам.

– Вам необходим летатель, которым я была, но прежней Марис больше нет, ее убило падение. Оставьте же меня в покое. Я просто старуха, помощница целителя, и этого с меня довольно. Не терзайте меня, заставляя вернуться в мир, где мне нет места.

На лице Арилана было написано презрение.

– Подумать только, и о такой трусливой душонке еще поют песни!

Когда он вышел, Марис обернулась к Эвану. Все плыло у нее перед глазами.

Целитель, насупив брови, положил лук.

– Убило? – переспросил он горько. – Значит, все это время ты была мертва? Я-то думал, ты учишься жить заново, а ты считала мою постель могилой!

– Нет, Эван, нет! – воскликнула она, нуждаясь в утешении, а не в новых упреках.

– Но это твои слова! Значит, ты по-прежнему считаешь, что твоя жизнь оборвалась вместе с падением? – Его лицо исказилось от муки и гнева. – Я не стану любить труп!