– Проклятая образина! Это ж надо! Кто бы мог подумать… Не вешай трубку! Я согласен.

– Номер и шифр ячейки?

– Деньги будут только в понедельник утром. Я ж не печатный станок, мать твою.

– О ней ты уже позаботился. Подумай лучше про мать свою. Выкрасть ее из Боткинской для меня раз плюнуть. И тогда тебе придется раскошеливаться уже на два лимона. Сечешь? Так что попридержи свой гнусный язык.

– Ну, змея подколодная… Не дай тебе Бог попасть ко мне в руки.

– Тебе б сначала освободиться из рук моих. В понедельник в десять. Это будет последний звонок. Не успеешь, пеняй на себя. Душа твоего родителя будет долго и мучительно прощаться с телом. Он проклянет тот день, когда зачал тебя.

Катя дала отбой и, тревожно оглядевшись по сторонам, поспешно вышла из будки. Ожидая ее звонка, Ломов вполне мог договориться о том, чтобы звонок запеленговали, и наслать на нее местных оперативных работников. В окружавшем Катю пространстве было все спокойно. Москвичи, в перемешку с пришлыми, деловито спешили по своим делам, ждали в очередях автобусов, рекой вливались в метро и встречным потоком извергались из него. Одним словом, все как обычно.

«Итак, коли не врет, он намерен выкупить своего отца. Что ж, попробуем благополучно дожить до понедельника.» По подземному переходу Катя пересекла Крымскую площадь, села на тролейбус и вернулась в паркинг. Не поднимаясь домой, она пересела на собственный транспорт и заставила себя сосредоточиться на пленнике. Она взяла в китайском ресторанчике несколько порций ширпотребных блюд в пенопластовых коробках, затем заехала в аптеку, накупив разных таблеток и капель, и отправилась навещать старика.

Поздним вечером того же дня Катя, как ни в чем не бывало, явилась в казино. На ней было длинное темно-фиолетовое платье из тонкой шерсти, поверх собранных на затылке волос атласная фиолетовая шляпка «лодочкой», на плечах норковое боа. Стоило ей появиться в дверях и взгляды всех мгновенно обратились к ней, настолько она была эффектна и элегантна.

– Привет, малыш, – высокомерно-покровительственным тоном поздоровалась Катя со своим казиношным пажем, тотчас подскочившим к ней. – Раздобудешь мне «Марину»? Умираю от жажды. – Она сунула ему в руку двадцатидолларовую купюру.

Ломов играл в рулетку. При виде его у нее все похолодело внутри. Она чувствовала себя кроликом, пробравшимся в клетку тигра. Но ни один мускул не дрогнул на ее лице. С ленивой грацией приблизившись к столу, Катя промурлыкала, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Добрый вечер, господа. – И полезла в сумочку за деньгами. – Фишек на все, пожалуйста.

Виктор уже стоял рядом, протягивая ей коктейль с колесиком апельсина, оседлавшим край высокого фужера. Ломов был мрачен. Мельком взглянув на Катю, он едва ей кивнул. Два его телохранителя сидели поодаль у стены, контролируя все, происходящее в зале, у входной двери и на подступах к казино. Их лица были сосредоточены и напряжены. Ни одно движение, ни одно перемещение игроков не ускользало от их прищуренных, бегающих глаз. Катя собралась было сделать первую ставку, но Ломов вдруг бесцеремонно перехватил ее руку.

– Успеете еще. Отойдем, – сказал он, тоном приказа, не поднимая на нее глаз.

Вот теперь Кате стало уж совсем не по себе. Неужели догадался, сукин сын? Но ведь это значит, что ей конец, что она, рискнув явиться сюда, добровольно сунула голову в петлю. Покорно идя рядом с ним, Катя лихорадочно прокручивала в голове воз-можные ситуации: они следили за ней с самого утра, с момента передачи послания; они перехватили ее телефонный звонок; они нашли Зайцева в ее Купеческом доме; они…

Чтобы скрыть волнение, Катя находу потягивала через соломинку коктейль.

– Присядем. – Он указал ей на кресла у стены и, подождав, пока она сядет, устроился рядом. – Вот что я хочу вам сказать, мадемуазель: я не привык, чтобы со мной обращались подобным образом.

– К…каким именно?

– Вы сбежали прошлый раз даже не попрощавшись. У вас в Париже так принято?

Сосуды, еще минуту назад не желавшие пропускать через себя кровь, разом расслабились, и краски снова вернулись на ее лицо.

– Вы обидились? Поверьте, Виталий, я не хотела. Мы так хорошо, по душам с вами болтали, что я совсем забыла в тот вечер, что должен звонить Андрэ, и, вспомнив, помчалась в отель. Вы считаете, мне следовало вас предупредить? А мне казалось, что для этого мы недостаточно близко знакомы.

– Недостаточно близко, говорите? Да если бы не вы, меня бы здесь не было сейчас вовсе. Я пришел только для того, чтобы увидеться с вами. У меня очень большие неприятности, Синди. Очень большие. И мне сегодня совсем не до игры в казино.

– Что-то случилось, Виталий? – участливо и озабоченно спросила Катя, беря его за руку. – Ваша мама?

– Нет… Нет. Совсем другое. Не будем говорить о плохом. – Он второй рукой накрыл руку Кати, как в ловушку поймал.

– Может я могу быть чем-нибудь полезна?

– Спасибо, Синди. Это тот случай, когда я могу и должен справиться сам.

– Тогда, может, вам не следует терять время на беседы со мной?

– Все, что от меня зависело, я уже сделал. На данном этапе мне остается только ждать. Вы действуете на меня, как бальзам, Синди. Если бы не вы, я бы сейчас метался, как зверь в клетке, и рычал страшным голосом.

– Вы пугаете и интригуете меня одновременно.

– Оставим эту тему. И… давайте уйдем отсюда. Сделайте мне такой подарок. – Заметив колебания на ее лице, он поспешил добавить: – Только не вздумайте отказываться. Ведь вы хотели мне помочь. Мне очень не помешает сейчас отвлечься.

– Виталий, – с лукавым осуждением сказала Катя. – А как же ваша дама сердца? Что она о вас подумает?

– «Дама сердца» перестала существовать с того дня, как я увидел вас, Синди. Мое сердце свободно и распахнуто настежь, как окна весной. Разве вы не слышите, как оно кричит вам: Не проходите мимо!

Катя звонко рассмеялась.

– У вас потрясные зубы! – восторженно заметил Ломов. – С такой улыбкой только в кино сниматься… Кстати, не доводилось испытать себя на этом поприще? А то могу посодействовать. У меня на Мосфильме много друзей.

– Терпеть не могу сниматься в кино. И сниматься вообще, – вполне искренне ответила Катя.

– Значит, вы составляете приятное исключение среди себе подобных.

– Кто вам сказал, что у меня есть «подобные»? – возмутилась она. – Я единственная и неповторимая!

– Абсолютно с вами согласен. – Отработанным жестом сердцееда он поднес к губам ее руку и поцеловал, не спуская с Кати глаз. – Так мы уходим?

– Куда?

– Какая разница, куда. Поужинаем где-нибудь вместе. Пообщаемся. Здесь слишком много соглядатаев. Они действуют мне на нервы.

– Признаться, мне тоже.

– Тогда по коням?