К этому времени Елена, полностью погрузившаяся в рассказ, обняла ее, но слезы Бонни продолжали возвращаться.

— И мы звонили в дверь к доктору Меггару так, словно пытались взломать ее, и кто-то казал ему, и он сказал, осмотрев тебя: «Она нуждается в переливании крови».

И я сказала:

— Возьмите мою кровь.

Потому что помню, как в школе мы обе сдавали кровь для Джоди Райт и мы были практически единственными, кто мог это сделать, так как у нас одна группа крови. А затем доктор Меггар разместил два стола, готовых так быстро, как это, — Бонни щелкнула пальцами, — и я так боялась, что едва могла держаться неподвижно для иглы, но я это сделала. Я, так или иначе, это сделала! Они сделали тебе переливание. А между тем, ты знаешь, что Мередит сделала? Она позволила Деймону ее укусить. Она действительно позволила ему. Доктор Меггар послал экипажи обратно в особняк, чтобы попросить слуг для помощи Деймону, которые «хотели премию», так это здесь называется, и экипаж возвратился назад полным. И я не знаю, сколько их было у Деймона, но много. Доктор Меггар сказал, что это лучшее лекарство. И Мередит, и Деймон и все мы просили и смогли убедить доктора Меггара приехать сюда, я имею ввиду жить, и Леди Ульма собирается превратить это целое здание в больницу для бедных. А после этого мы просто пытались делать все, чтобы ты пошла на поправку. Деймону стало лучше на следующее утро. И Леди Ульма и Люсьен, он — я имею ввиду, что это была их идея, но он сделал это, послал жемчуг Леди Фазине — это был тот жемчуг, который отец Ульмы считал никогда не найдет достаточно богатого покупателя, потому что он настолько большой, что его можно сравнить с хорошей горстью в размере, но нестандартный, с изобилием сплетений и изгибов, и блеском серебра. Они подвесили ее на толстую цепочку и послали ей.

Глаза Бонни снова заполнились слезами.

— Потому что она спасла тебя и Деймона. Ее экипаж сохранил ваши жизни.

Бонни наклонилась, чтобы прошептать:

— А Мередит сказала мне — это секрет, но не для тебя — что быть укушенной не так уж плохо. Надо же! — Бонни, словно котенок, зевнула и потянулась.

— Потом, меня бы тоже укусили, — сказала он почти печально, и быстро добавила, — но ты нуждалась в моей крови. В человеческой крови, и моей в частности. Я предполагаю, что они здесь знают все о группах крови, потому что они могут чувствовать различия по вкусу и запаху.

Потом она подпрыгнула и сказала:

— Ты хочешь взглянуть на половинку лисьего ключа? Мы были так уверены, что все кончено, и что нам его никогда не найти, но когда Мередит пошла в спальню, чтобы ее укусили — и я клянусь, это все, что они делали — Деймон дал ей его и попросил сохранить. Ну и она сделала это, она хорошо заботилась о нем, и он хранится в маленьком ларце, который сделал Люсьен, он выглядит как пластиковый, но это не так.

Елена восхищалась маленьким полумесяцем, но ей больше нечем было занять себя лежа в кровати, кроме как болтать и читать классику или энциклопедии с Земли. Они даже не позволили ей и Деймону лежать в одной комнате. Елена знала почему. Они боялись, что они с Деймоном будут не только говорить. Они боялись, что она подойдет к нему и вдохнет его экзотический знакомый аромат, состоящий из итальянского бергамота, мандарина и кардамона, и взглянет в его черные глаза, в чьих зрачках могла бы поместиться целая вселенная, и ее колени задрожат, и она проснется вампиром.

Они ничего не знали! Она и Деймон благополучно обменивались кровью в течение многих недель до кризиса. Если не случится ничего выводящего его из равновесия, то он, как и было раньше, будет вести себя как примерный джентльмен.

— Гм, — сказала Бонни, услышав этот протест, барабаня по подушке ногтями с серебристым маникюром. — Возможно, я не скажу им, что вы изначально обменивались кровью так много раз. Тогда они смогут сказать «Ага!», ну или что-то в этом роде. Ты знаешь, они могут увидеть в этом что-нибудь не то.

— Нечего здесь видеть. Я здесь, чтобы забрать моего возлюбленного Деймона, а Стефан лишь помогает мне в этом.

Бонни смотрела на нее со сдвинутыми бровями, поджав губы, но не решилась сказать ни слова.

— Бонни?

— Ага?

— Я только что сказала, именно то, что я думаю, я сказала?

— Ага.

Елена, одним движением, собрала в охапку подушки и уткнула в них лицо.

— Не могла бы ты сказать повару, что я хочу другой стейк и большой стакан молока? — просила она приглушенным голосом из-под подушек. — Мне не хорошо.

* * *

У Мэтта был новый разваливающийся автомобиль. Он всегда мог раздобыть себе машину, если это действительно было нужно. И вот теперь он ехал, урывками, к дому Обаасан. К миссис Сайтоу, поспешно поправил он самого себя. Он не хотел притеснять незнакомые ему культурные традиции, не тогда, когда он просил об одолжении.

Дверь в доме Сайтоу открыла женщина, которую Мэтт никогда до этого не видел. Она была привлекательной женщиной, одетой в широкую алую юбку — или возможно в очень широкие алые штаны — она стояла, расставив ноги так далеко друг от друга, что трудно было сказать. Она была одета в белую блузку. Ее лицо было поразительным: два ряда прямых темных волос и меньшая, более опрятная челка, которая доходила до бровей. Но самое поразительное, из всего, было то, что она держала длинный изогнутый меч, направленной прямо на Мэтта.

— П-привет, — сказал Мэтт, когда дверь распахнулась, разоблачая виденье.

— Это хороший дом, — ответила женщина. — Это дом не для злых духов.

— Я так никогда и не думал, — сказал Мэтт, отступая по мере ее продвижения. — Честно.

Женщина закрыла глаза, словно искала что-то в своих мыслях. Затем, внезапно, она опустила меч.

— Ты говоришь правду. Вы не несешь ничего плохого. Пожалуйста, входи.

— Спасибо, — сказал Мэтт.

Он никогда не был так счастлив оттого, что взрослая женщина пригласила его.

— Орим, — донесся со второго этажа тонкий, слабый голос. — Это один из детей?

— Да, Хахаве, — ответила женщина, о которой Мэтт мог думать исключительно как о «женщине с мечом».

— Почему ты не посылаешь его наверх?

— Конечно, Хахаве.

— Ха-ха — я имею ввиду: «Хахаве»? — сказал Мэтт, обращая нервный смех в отчаянное предложение, как только меч снова качнулся к его животу. — Не Обаасан?

Женщина с мечом улыбнулась в первый раз.

— Обаасан — значит бабушка. Хахаве — один из вариантов обращения к маме. Но мама не будет возражать, если вы назовете ее Обаасан, это дружеское приветствие для женщин ее возраста.

— Хорошо, — сказал Мэтт, стараясь изо всех сил походить на всестороннего дружелюбного парня.

Миссис Сайтоу жестом указала ему подниматься по лестнице, наверху он заглянул в несколько комнат, прежде чем нашел одну с большим хлопчатобумажным матрасом, находящимся точно посередине полностью голого пола, а на нем была женщина, которая казалась настолько крошечной и подобной кукле, словно была нереальной. Волосы у нее были такими же гладкими и черными, как у женщины с мечом. Они были подняты или расположены как-то так, что они образовывали вокруг нее ореол, когда она лежала на кровати. Но темные ресницы на бледных щеках были закрыты и Мэтт, задавался вопросом, не впала ли она в один из внезапных снов пожилых людей. Но потом довольно резко, кукольная леди открыла глаза и улыбнулась.