— О, как плохо, — пробормотал Мэтт, пытаясь быть вежливым, когда его подсознание толкнуло его в ребра: — подождите. Но если они ушли…

— Я вижу, что ты внимательный молодой человек, — тонко засмеялась пожилая женщина. — Все его сыновья и дочери ушли… кроме самой младшей, девушки несравненной красоты, хотя она и была совсем ребенком. Она сказала: «Я люблю вас слишком сильно, чтобы оставить, дорогой отец, даже если мне придется провести всю свою жизнь в человеческом обличье». И именно так мы, как говорят, происходим от китцунов.

— Ну, эти китцуны не просто причиняют ущерб или разрушают зерновые культуры, — сказал Мэтт. — Они хотят убивать. И мы должны дать отпор.

— Конечно, конечно. Я не хотела расстраивать тебя своей небольшой историей, — сказала Обаасан. — Сейчас я выпишу амулеты для тебя.

Когда он уже уходил, миссис Сайтоу появилась в дверях. Она положила что-то ему в руку. Он мельком взглянул на это и увидел те же самые письмена, что дала ему Обаасан. За исключением того, что они были гораздо меньше, и написана на…

— Стикеры? — в изумлении спросил Мэтт.

Миссис Сайтоу кивнула:

— Очень пригодные для пришлепывания на лица демонов или на ветви деревьев или чего-нибудь подобного.

И, поскольку он уставился на нее в полном изумлении, она продолжила:

— Моя мать не знает всего, что нужно знать обо всем.

Она также вручила ему крепкий кинжал, меньший, чем меч, который она все еще носила, но очень острый — Мэтт сразу же порезался им.

— Вложи свою веру в друзей и свои инстинкты, — сказала она.

Немного ошеломленный, но чувствовавший себя ободренным, Мэтт ехал к дому доктора Алперт.

— Мне намного лучше, — сказала Елена доктору Меггару. — Я бы хотела прогуляться по имению.

Она старалась не подпрыгивать на кровати.

— Я поела мяса и выпила молоко, я даже приняла то мерзкое масло печени трески, которое вы мне прислали. Также у меня очень устойчивое восприятие действительности: я здесь, чтобы спасти Стефана, а маленький мальчик в Деймоне — это метафора для его подсознания, которую я «увидела» из-за того, что мы обменялись кровью.

Она вскочила, делая вид, что тянется за стаканом с водой.

— Я чувствую себя, как счастливый щенок с натянутым поводком, — она продемонстрировала ему недавно изготовленные браслеты для рабов: серебряные с лазуритами, — и если я вдруг умру — я подготовилась.

Брови доктора Меггара двигались вверх и вниз.

— Ну, твой пульс и дыхание в порядке. И я не вижу, как хорошая послеобеденная прогулка может тебе навредить. Деймон, безусловно, может к тебе присоединиться. Но не подкидывай подобную идею Леди Ульме. Ей нужно соблюдать постельный режим еще несколько месяцев.

— Ей сделали миленький столик из подноса для завтрака, — объяснила Бонни, изображая руками размеры столика. — Она проектирует одежду на нем.

Бонни наклонилась вперед, широко раскрыв глаза.

— И знаешь что? Ее платья очаровательны.

— Я бы ничего другого от нее и не ожидал, проворчал доктор Меггар.

Но в следующий момент Елена вспомнила кое-что неприятное.

— После того, как мы получим ключи, — сказала она, — мы должны будем подготовить настоящий побег из тюрьмы.

— Что еще за побег из тюрьмы? — взволнованно спросила Лакшми

— Получается — у нас есть ключи от тюремной камеры Стефана, но нам все еще необходимо придумать, как мы собираемся войти в тюрьму, и как мы собираемся тайно его вывести.

Лакшми нахмурилась:

— Почему бы просто не войти и не вытащить его?

— Потому что, — сказала Елена, пытаясь быть терпеливой, — они не дадут нам просто войти и забрать его.

Она сузила свои глаза, поскольку Лакшми обхватила голову руками.

— О чем ты думаешь, Лакшми?

— Ну, хорошо, сначала, вы говорите, что ключ будет у вас в руках, когда вы пойдете в тюрьму, а потом вы устроите ему побег, будто его и так не выпустят оттуда.

Мередит покачала головой, изумленная. Бонни положила руку на свой лоб, словно он болел. Но Елена медленно наклонилась вперед.

— Лакшми, — очень спокойно сказала она, — ты говоришь, что если у нас есть ключи от камеры Стефана, то это по существу и есть выход из тюрьмы?

Лакшми оживилась.

— Конечно, — сказала она. — Иначе, зачем тогда ключ? Они могли просто запереть его в другую камеру.

Елена едва могла верить этим чудесным словам, которые она только что услышала, поэтому сразу же начала искать в них подвох.

— Это означало бы, что мы могли бы сразу с вечеринки у Блоддьювед просто пойти в тюрьму и забрать оттуда Стефана, — сказала она с таким сарказмом, какой только смогла вложить в свой голос. — Мы могли бы просто показать наш ключ, и они бы позволили нам забрать его с собой.

Лакшми закивала головой:

— Да! — воскликнула она, пропустив сарказм мимо ушей. — И, не сердись, ладно? Но я удивлялась, почему вы никогда не ходили его навещать.

— Мы можем навестить его?

— Конечно, если вы договоритесь о встрече.

К настоящему времени Мередит и Бонни пришли в себя и поддерживали Елену с обеих сторон.

— Как скоро мы можем послать кого-нибудь, чтобы договориться о встрече? — проговорила сквозь зубы Елена, все ее силы ушли на это, и она всем своим весом опиралась на подруг. — Кого мы можем отправить, чтобы назначить встречу? — прошептала она.

— Я пойду, — сказал Деймон из темно-красной темноты позади них. — Я пойду сегодня ночью, дайте мне пять минут.

* * *

Мэтт мог чувствовать, что его лицо имело самое сердитое и непоколебимое выражение.

— Пошли, — сказал Тайрон, выглядя развеселенным.

Они оба готовились к походу в чащу. Это означало, что им нужно надеть два пальто сохраненных по гвоздичному рецепту, а затем, с помощью клейкой ленты, прикрепить к ним перчатки. Мэтт уже вспотел. Но Тайрон хороший парень, думал он.

В этот момент Мэтт вышел из трудного положения и сказал:

— Эй, ты знаешь, что за безумная штука, которая, как ты видел, приключилась с бедным Джимом Брайсом? Ну, это все связано с еще более странными вещами… это все из-за лисьих духов и Старого Леса, и миссис Флауэрс говорит, что если мы не выясним, что происходит, но у нас будут огромные неприятности. И миссис Флауэрс не сумасшедшая старушка из пансиона, хотя все так говорят.

— Конечно нет, — с порога раздался бесцеремонный голос доктора Алперт.

Она поставила свою черную сумку — по прежнему местный врач, даже когда город был в кризисе — и обратилась к сыну: