Она брела по выстуженным улицам, кутаясь в его куртку. Вдыхая до рези в легких его запах, и умышленно не выдыхая. Желая переполнится всем этим до краев, и лопнуть, сдуться как воздушный шарик. Мира вошла в свой подъезд, поднялась на пролет между первым и вторым этажом, засунула руку за почтовые ящики, отыскивая припрятанную сигаретную пачку. Они постоянно оставляли там одну с Алинкой, потому что любая вписка заканчивалась нехваткой сигарет, сколько не купи их заранее.

Мира опустилась на подоконник подтягивая колени. Подниматься выше почему-то не хватало духа. Нужно было убедить себя, что ее сердце не разобьется окончательно, если она услышит шорох за стеной соседней квартиры. Горький дым, показался слишком тяжёлым. Голова гудела как высоковольтный столб. Мира затушила окурок, бросая его рядом с мусоропроводом, и делая почти неподъемные шаги по ступеням. Привычная клетка, привычные двери. Ее твердая, и его мягкая, слегка пыльная. Мира достала из кармана джинс ключи, вставляя их в замочную скважину. Если Ян сделал все как и обещал, то съем квартиры был продлен еще на два недели. А потом? А потом она расправится с собой.

Но не успел ключ сделать оборот, как дверь резко открылась.

В глазах потемнело, а воздух вмиг кончился, будто ей дали под дых. Она стала пятиться назад, но боковым зрением уже видела, что путь перекрыт. Оставалось только бежать наверх, возможно стучать в двери соседей, помогло бы это?

— Проспект Мира, — мужчина оперся на дверной косяк, губ коснулась болезненная улыбка.

Он будто постарел на несколько лет, за один час, после того, как ему позвонил его охранник. И продолжал стареть до сих пор, когда видел ее. Не года высасывали его жизнь, не время, а она. Так заслуживает ли она дальше дышать и чувствовать под своими ногами твердую землю?

— Убьешь меня, да? Я забрала у тебя самое дорогое, как же, — Мира дернулась, когда он схватил ее за локоть, но вырваться не удалось.

Уже и не удастся.

— Ты же не думаешь, что я такой идиот, и стал бы держать сейф с настоящими деньгами открытым? Ты продешевила.

Мира исподлобья смотрела в темные глаза Мити, чувствуя, что последние капли рассудка покидают ее. Все ее действия, все поступки, да и она сама, лишена всякой пользы. Она чувствовала как пальцы мужчины, сжимают ее локоть, и не чувствовала никакой боли. Инстинкт самосохранения решил выжать из себя последние капли. На кой черт посылать в мозг импульсы, если от него больше ничего не зависит? Да и креста ей не нужно, и надгробия тоже. На ее ребрах уже высечен памятник, как на поле боя, где в схватке встретились кровожадный Ворон и изворотливый Лис. Мира смотрела в глаза Мити, и теперь они действительно выглядели по-птичьи. Она была обычной локацией, случайным местом, вместо нее могла бы оказаться абсолютно любая, но первые капли крови попали именно не её тело, побуждая хищников рвать. Это не Ян был ее соседом, это Мира была соседкой, теперь даже в своей единственной жизни, она не была полноправной собственницей.

— Это все? — выжала из себя Мира, потому что тишина затянулась, начала подкидывать какие-то глупые надежды. Но Митя, казалось, именно так чувствовал себя комфортнее. Он лишь на мгновение устало прикрыл глаза, и едва заметно кивнул. Кадык дернулся в пересохшем горле, идентично тому, как взводят курок. Мира поняла, что если и сейчас слов для неё больше не было, это означало только одно, — их больше никогда не будет, ни за упокой, ни за здравие.

— Дмитрий Николаевич, там Лису на хвост сели, — в дверях застыл охранник, растерянный такой немой сценой. Мира заметила лишь небольшую ухмылку, самым краешком губ, прежде чем Митино лицо, снова стало жестким и суровым, словно вытесанным из грубого камня. Если бы у Миры осталось ещё хоть немного сил, наверное, она бы тоже улыбнулась, вот так, хладнокровно, или бы рассмеялась во все горло, ликуя от того, что не одна она такая неудачница.

Дети выросшие среди животных, ведут себя как животные. Она ведь была ребенком, хоть когда-то за свои восемнадцать лет, имела на это право?

Воздух вышибло из легких, когда Митя толкнул ее в сторону охранника, отряхивая пальто и пряча руки в карманы.

Лишь два тёмных, глаза, указали на выход, и Мира почувствовала, как уже другие, чужие руки, больно сжали ее тело.

Она видела перед собой спину Мити, бетонные ступеньки с синей полоской по краям.

Их оставалось восемь.

Семь. Первый глоток воздуха.

Шесть. Первое слово.

Пять. Первая смерть.

Четыре. Первая сигарета.

Три. Первая депрессия.

Два. Первая любовь.

Один…

Холодный ветер тысячами иголок вонзился в кожу, заставляя ощетиниться.

Звери не умеют играть. Они просто оттачивают свои навыки для убийства вполсилы.

МИРА

— Ключи дай, — Митя протянул руку, и его водитель молча положил связку в широкую ладонь.

Серое небо угнетало, унылый пейзаж шелестел голыми ветвями траурные мелодии. От замедленной съемки перед глазами начинало подташнивать. Начиная с унылого дворника со старой метлой, который волок по раздробленному асфальту соломенного цвета мешок с огромной латкой, продолжая скрюченным мужчиной, который короткими затяжками курил сигарету, сжимая в руке поводок с собакой, постоянно тянувшей его в сторону. И заканчивая запыхавшейся женщиной, с тремя пакетами наполненными продуктами.

Я уже не сопротивлялась.

Я понимала, что это было бесполезно.

Горько было только от того, что слишком долго пришлось терпеть все подлянки, которые преподносила жизнь, ради вот такого финала. Все можно было закончить намного раньше и было бы менее больно. Не пришлось бы вот так выворачиваться наизнанку, разрываться на миллионы кусков и задыхаться неизбежностью.

Меня просто усадили на переднее сидение, захлопнув дверь и она ударила в плечо, заставляя пошатнуться, но вяло и беззвучно. Я чувствовала себя старой куклой, которую везли на мусорную свалку, где были похоронены сотни таких же как и я, тех кто перестал приносить радость и оправдывать чужие ожидания.

Машина завелась, резко дернулась поднимая пыль. Мозг заставил вздрогнуть мое тело, когда она чуть не столкнулась лоб в лоб с другой машиной, выехавшей из-за угла. Сознание постепенно просыпалось, начиная нашептывать о том, что необходимо бороться, но его голос был совсем тихим, настолько, что и прислушиваться не хотелось.

Митя протянул руку между сидениями, захватывая уже начатую бутылку. Одной рукой открутил крышку, отпивая прямо из горлышка мутную янтарную жидкость. От запаха алкоголя, который заполнил салон стало мерзко, но не так мерзко как внутри.

Мне казалось, что я слышу ровный стук его сердца, чувствую на своей шее его руки, которые совсем не дрожат. Его взгляд упрямо сканировал дорогу, и ни один нерв на лице не приходил в движение. Наверное мне нужно было бояться, но все эмоции словно ампутировали, и прижгли не особо переживая о возможных шрамах.