Я не жалуюсь. На самом деле, я хочу большего. Я хочу сильнее. Поэтому я делаю единственное, что он поймет.

Я сражаюсь.

Отбиваясь от него, я пытаюсь спуститься, надеясь, что он этого не позволит. Надеясь, что он точно поймет, чего я добиваюсь.

Когда он отодвигается на достаточное расстояние, чтобы посмотреть мне прямо в глаза, я без малейших сомнений знаю, что он все прекрасно понимает.

В его глазах сверкают дьявольские искры, его ухмылка обещает непристойные подарки, а его слова напоминают, что он хозяин этой игры, а я всего лишь его добровольная пешка.

— О, Котенок… Я думал, ты никогда не попросишь.

На этот раз его пальцы сжимают пульсирующую точку на моем горле, когда он отводит бедра назад и погружается в меня снова и снова с умопомрачительной скоростью. Он не занимается любовью, отнюдь. Он выебывает из меня рассудок. Моя спина царапается о кору, рот открыт в беззвучном крике, когда он забирает каждый мой вздох, погружаясь по самую рукоятку.

Каждый раз.

Я едва могу дышать, что каким-то образом делает весь этот гребаный опыт еще лучше, еще опаснее.

Каждый раз, когда он достигает дна, он трется пахом о мой клитор, вызывая огненные искры вверх и вниз по моим нервным окончаниям. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Это безумие, и это лучшая вещь в мире.

— Пришло время сказать тебе спасибо, Котенок, за то, что ты кончила на мой член.

Удерживая меня только за бедра, он входит и выходит, снова и снова, пока я не перестаю понимать, реальность это или сон, от которого я не хочу просыпаться.

— А теперь, кончай прямо сейчас, черт возьми.

Я не знаю, как это возможно, но я подчиняюсь. Мое тело высвобождает весь накопившийся адреналин в крови, когда оргазм заставляет мое тело сотрясаться между деревом и твердыми линиями тела Мейера. Я задыхаюсь от его крепкой хватки на моем горле, мой рот открывается и закрывается, когда я кричу от удовольствия, не издавая ни единого звука.

Когда Мейер замирает, я знаю, что он присоединяется ко мне. Мои глаза открываются, и я встречаюсь с его диким взглядом и стиснутой челюстью. Несмотря на то, что он прижимает меня к себе, я вырываюсь из его объятий и облизываю его нижнюю губу.

Это как будто включается выключатель. Глаза Мейера останавливаются на мне, когда его рот прижимается к моему, целуя дыхание прямо между моих губ. Мы все — языки и зубы, сражающиеся за контроль, хотя мы оба знаем, у кого он был все это время.

Это была я. В любой момент я могла остановить это, но не было гребаного способа. Я хотела этого так же сильно, как и нуждалась в этом.

Когда его член пульсирует внутри меня, заливая меня своей спермой, я впервые за сегодняшний день по-настоящему расслабляюсь. Его тело прижимается к моему, почти раздавливая меня, когда он восстанавливает дыхание, но как только ему это удается, он встает, беря себя в руки, в то время как я остаюсь на месте.

В данный момент я вроде как забыла о побеге, потому что я тоже в растерянности.

Он улыбается мне сверху вниз, изучая меня, прежде чем нахмурить брови.

— Тебе больно.

— Мне? — Бормочу я, и он тихо ругается, прежде чем наклониться и поднять меня. — Вам всем, кажется, нравится носить меня на руках.

Он тихо смеется, когда я прижимаюсь к его груди. Он крепко держит меня, пока выводит нас из леса, который оказывается не так далеко от дома.

— Мы заботимся о тебе, Котенок, и если ты думаешь, что я позволю тебе прямо сейчас ходить, то ты вообще плохо меня знаешь.

— Я бы сказала, что знаю тебя намного лучше, чем сегодня утром, — поддразниваю я, когда он переносит мой вес, чтобы открыть дверцу машины, прежде чем усадить меня на пассажирское сиденье и пристегнуть ремнем меня в грязной, порванной одежде. Он хихикает, вытаскивая веточку из моих волос.

— Да, я думаю, что знаешь. Теперь отдыхай. Я попрошу Роба встретить нас дома, чтобы убедиться, что с тобой действительно все в порядке.

— Мне не нужен врач, — стону я, но он просто смотрит на меня, и я уже знаю, что это проигранная битва. — Хорошо, хорошо, но я почти уверена, что у него есть дела поважнее, чем латать меня после секса.

— Он делает то, что ему говорят… в отличие от некоторых людей. — Он встает и закрывает дверь, и я показываю ему язык, когда он обходит машину.

— Я могу придумать, что получше сделать с этим язычком, Котенок, — поддразнивает он, усаживаясь на свое место.

Я подмигиваю ему, желая посмотреть, как далеко я могу его подразнить.

— О, я тоже могу, но, думаю, мне лучше обратиться к твоему врачу.

Его руки сжимают руль, когда машина с ревом оживает.

— Ну, Котенок, я думаю, тебе лучше быть хорошей девочкой для доктора, иначе мне просто придется наказать тебя после.

Его слова такие серьезные, но все, что я могу сделать, это хихикнуть.

— О да? Такой сдерживающий фактор.

Он смотрит на меня, его глаза темны, но на губах играет улыбка.

— Ты понятия не имеешь, на что себя обрекаешь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Не скажу, что я пряталась последние два дня, но и не могу сказать, что часто выходила из своей комнаты. Не то чтобы моя поездка с Мейером была невеселой… Я имею в виду, кто ненавидит оргазмы? Но я пыталась понять, на что на самом деле согласилась и было ли это хорошей идеей.

Я была готова согласиться отдать свою душу, и такое чувство, что уже это сделала, но не могу решить, жалею я об этом или нет. И это самая странная дилемма, в которой я оказалась. Конечно, сожаление должно быть достаточно сильным, чтобы я поняла, жалею ли я об этом решении, но…

И