Ей безумно хочется, чтобы Ксавье был здесь. Хочется ощущать приятную тяжесть его сильного тела, хочется чувствовать собственнические прикосновения его рук, хочется впиваться жадными поцелуями в его губы, хочется кусать, царапать и терять рассудок от быстрых глубоких движений его твёрдого члена внутри неё.

— Прикоснись к клитору, — очередной приказ доносится словно сквозь плотный слой ваты.

Подрагивающие бледные пальцы скользят вниз по быстро вздымающейся груди, выступающим рёбрам, впалому животу — и в конце концов ложатся поверх чёрного кружева. А когда Уэнсдэй касается набухшего клитора сквозь тонкую ткань белья, всё тело прошибает тысячевольтным разрядом тока. Первое же круговое движение срывает с багряных губ громкий протяжный стон. Будучи не в силах ждать больше ни минуты, она принимается ласкать себя в лихорадочно быстром темпе.

Импульсы удовольствия пронзают каждое нервное окончание, чувствительность обострена до предела, кровь шумит в ушах.

Становится чертовски жарко, несмотря на включенный на полную мощность кондиционер.

И умопомрачительно, крышесносно, одуряюще хорошо.

— Сними бельё, — хрипло бормочет Ксавье, и звук его бархатного голоса распаляет её всё больше и больше. — И войди в себя пальцем.

Титаническим усилием воли Аддамс прекращает развратные ласки и принимает сидячее положение, чтобы поспешно избавиться от последнего элемента одежды. Насквозь вымокшее чёрное кружево летит на пол.

Она снова откидывается на спину, уперевшись локтями в гладкий атлас покрывала и бесстыдно раздвинув ноги. Снова подносит руку к губам и скользит языком по кончикам пальцев.

Торп ни на секунду не отрывает от неё тяжёлого пристального взгляда, ускоряя темп движений своей руки. Не разрывая возбуждающего зрительного контакта, Уэнсдэй опускает ладонь между широко расставленных бёдер и погружает средний палец в горячую влажность — совсем немного, на одну фалангу.

Но этого оказывается достаточно, чтобы по всему телу прокатилась жаркая волна удовольствия.

— Быстрее. Глубже, — его голос окончательно сел, а дыхание совсем сбилось.

Свободной ладонью Торп вцепляется в край столешницы и на мгновение прикрывает глаза, запрокинув голову назад. Даже с такого расстояния она видит, как белеют костяшки длинных пальцев, а на руке выступают вены.

И невольно замирает в восхищении — несмотря на откровенную пошлость процесса, эта картина завораживает своей эстетичностью.

— Давай же, Уэнс… — Ксавье снова распахивает потемневшие от желания глаза, пристально взирая на то, как её тонкая рука возобновляет плавные движения между ног. И хотя прикосновения мягких и нежных пальцев не идут ни в какое сравнение с тем, что обычно делает он, пикантность ситуации чертовски заводит. — Кончи для меня.

— Что бы ты сделал со мной, если бы сейчас оказался здесь? — требовательно спрашивает Аддамс, отчаянно нуждаясь в том, чтобы слышать его низкий голос с лёгкой хрипотцой.

В такие моменты этот бархатный баритон действует на неё словно самый опасный наркотик, давно вызвавший пожизненную зависимость. Словно самый мощный допинг, запрещённый во всём мире. Самый сильный афродизиак, распаляющий желание до критической отметки.

— Я бы развернул тебя спиной к себе. Заставил бы встать на колени, чтобы наслаждаться видом на твою соблазнительную задницу… — с наслаждением рассказывает Торп, смакуя каждое слово. Пошлая откровенность окончательно сносит ей крышу, срывает чеку невидимой гранаты — Уэнсдэй погружает пальцы глубже, ощущая, как тугие мышцы внутри начинают трепетно пульсировать. Липкая влага стекает на покрывало. — Намотал бы на кулак твои роскошные волосы, чтобы ты не могла отстраниться. И трахал бы тебя жёстко, грубо и быстро. Слушал бы, как сладко ты стонешь…

Oh merda. Бурное воображение, разыгравшееся под действием гормонов, рисует самые развратные картины, и Аддамс начинает казаться, что она и впрямь чувствует его собственнические прикосновения на изнывающем от желания теле.

Острота ощущений выкручена на максимум. Она начинает двигать кистью всё быстрее, наращивая ритм с каждой секундой — при каждом глубоком проникновении раздаётся влажный пошлый звук.

— А потом я бы перевернул тебя на спину. Закинул бы себе на плечи твои стройные ножки и имел бы тебя так долго… — развратный монолог на мгновение прерывается низким глухим стоном. — …пока ты бы не начала умолять. А потом я бы ласкал твой клитор своими пальцами… И ты бы кончила подо мной. В моих руках. На моём члене.

И последняя фраза становится спусковым крючком. Катализатором крышесносного удовольствия, прокатившимся по разгорячённому телу словно жгучая вулканическая лава. С громким протяжным стоном Уэнсдэй выгибает спину и инстинктивно подаётся бёдрами вперёд. Глубже насаживается на собственные пальцы в безотчётном стремлении продлить оргазм.

Невероятное острое наслаждение отключает разум, и на несколько секунд она теряет связь с реальностью — где-то на задворках сознания слышится хриплый стон Торпа, напоминающий рычание, а потом воцаряется тишина.

Проходит не меньше пяти минут, прежде чем Аддамс удаётся унять тахикардичный пульс и привести в норму сбитое в ноль дыхание.

— Чёрт, Уэнс… Я так сильно тебя люблю, — тихо бормочет Ксавье где-то на заднем плане. Как это всегда бывает, на смену обжигающей страсти приходит тёплая нежность — словно в его голове разом щёлкает невидимый переключатель. Но в этот раз Торп быстрее обычного возвращается в реальность, наполненную рутиной неотложных дел. — Проклятье. Теперь я опаздываю в ресторан. Но оно, определённо, того стоило. Это было чертовски горячо, правда?

Она молча кивает в ответ, даже не будучи уверенной, что он это видит. Остаточные импульсы оргазма вызывают приятную расслабленность во всём теле — разговаривать совершенно не хочется. Двигаться тоже.

— Сладких снов, Уэнсдэй, — судя по интонации, Ксавье улыбается. — Не засиживайся допоздна. Позвоню тебе завтра после ланча.

Он сбрасывает звонок, а она лежит на кровати ещё добрых минут пятнадцать, будучи не в силах подняться на ноги. В голове проскакивает шальная мысль отложить писательский час и просто заснуть, но природный перфекционизм не позволяет окончательно расслабиться, пока по комнате хаотично разбросана одежда, а покрывало под ней испачкано липкой влагой.

Как минимум, нужно принять душ и загрузить грязные вещи в стиральную машинку.

Совершив над собой поистине титаническое усилие, Аддамс поднимается с кровати и принимается быстро наводить порядок.

Забрасывает рубашку, брюки и нижнее бельё в корзину, а многострадальное покрывало ставит на самый долгий режим стирки. Пару секунд внимательно наблюдает, как тяжёлый тёмный атлас медленно вращается в барабане машинки, после чего забирается под ледяной душ, чтобы смыть усталость после длинного рабочего дня и горячую липкость между бёдер.

Когда Уэнсдэй возвращается в спальню, облачённая в одно лишь пушистое чёрное полотенце, время уже близится к полуночи.

Они с Шепардом договорились встретиться в участке завтра к десяти утра, чтобы продолжить допрос серийного убийцы — неплохо бы лечь спать пораньше, но прохладная вода подействовала слишком бодряще, чтобы она могла