что полёт занимает немногим больше полутора часов, Уэнсдэй кажется, что время тянется невыносимо медленно.

Она нетерпеливо ёрзает на сиденье, краем глаза наблюдая, как за овальным окном иллюминатора медленно плывут облака, подсвеченные рассеянным светом Луны.

— Что-нибудь желаете, мисс? — стюардесса широко улыбается фальшивой, ничего не значащей улыбкой. — Вода, сок, алкоголь?

— Сто грамм Хеннесси и дольку лимона, — и хотя употреблять спиртное перед попыткой зачать ребёнка явно не самая лучшая идея, Аддамс решает немного отступить от правил. Во многом потому, что в груди зарождается непривычное чувство то ли волнения, то ли предвкушения.

Стюардесса мгновенно исполняет требование.

Янтарная терпкая жидкость приятно обжигает горло сорокаградусной крепостью, а лимон оставляет кислое послевкусие на кончике языка. Вдобавок даже небольшая доза алкоголя на голодный желудок действует быстро — и состояние лёгкого мандража отступает.

Командир воздушного судна вещает по громкой связи, что самолёт готов совершить посадку в международном аэропорту Торонто имени Лестера Боулса Пирсона, а температура воздуха за бортом составляет одиннадцать градусов Цельсия. Уэнсдэй потуже затягивает ремень безопасности и поворачивает голову к иллюминатору — ночной город далеко внизу расползается во все стороны ярко горящими улицами и жёлтыми огнями фар многочисленных машин.

Всего двадцать минут спустя она выходит из стеклянного здания аэропорта. Канареечно-жёлтый Форд с клетчатыми шашечками такси уже дожидается на парковке, чтобы доставить её прямиком в Four Seasons Hotel Toronto. Несмотря на поздний час, широкие ровные улицы наводнены автомобилями — похоже, этот город никогда не спит по ночам, точно так же как и Нью-Йорк.

Такси замедляет ход и сворачивает направо, останавливаясь на парковке. Исполинская высотка гордо возвышается над модными бутиками и пафосными ресторанами. Разумеется, из всех многочисленных отелей Торонто Ксавье выбрал самый дорогой. Именно тот, в котором за версту ощущается вычурный дух роскоши. Ничего удивительного. Снобизм Торпа поистине неискореним, как бы упорно он ни пытался доказывать обратное.

Перед тем, как зайти внутрь, Аддамс отправляет ему лаконичное сообщение:

Ложусь спать. Ты ещё на встрече?

И минуту спустя получает развёрнутый ответ:

Да, но уже заканчиваем. Всё прошло успешно. Буду в отеле минут через тридцать. Доброй ночи, Уэнсдэй. Я очень сильно люблю тебя.

Глупо надеяться, что вышколенный персонал отеля пойдёт ей навстречу и услужливо предоставит доступ в номер Ксавье — поэтому Уэнсдэй решает пойти другим путём.

Благо, Торп весьма стабилен в своих предпочтениях и во время командировок в Канаду снимает один и тот же пентхаус на самом верхнем этаже. Нужно только пробраться на нужный этаж, а дальше дело за малым — тонкому искусству взлома с проникновением Аддамс обучилась примерно в то же время, как начала ходить. Приходится потратить ещё семьсот долларов, чтобы для вида арендовать люкс по соседству с пентхаусом.

Получив ключ-карту, она проходит к лифтам, гулко стуча каблуками по начищенной до блеска мраморной плитке, и нажимает кнопку пятьдесят пятого этажа. Скоростной лифт, чуть покачнувшись, быстро взмывает ввысь.

Определённо, удача сегодня на её стороне — аккурат напротив двери пентхауса стоит завешанная простынью тележка горничной, в то время как самой сотрудницы нигде не видно.

Зато универсальная карта, открывающая любые двери в этом пафосном отеле, прицеплена к узкой ручке из нержавеющей стали.

Уэнсдэй неспешно проходит мимо и одним ловким движением подцепляет карточку, на ходу пряча её в широком рукаве плаща.

Всего пару секунд спустя из комнаты с табличкой «Гладильная» выходит горничная в белоснежном переднике — не заметив пропажи, девушка подхватывает тележку и быстрым шагом устремляется в противоположную от пентхауса сторону.

Проводив её немигающим взглядом, Аддамс едва заметно усмехается уголками багряных губ. Идеальное преступление.

Изнутри номер Торпа представляет собой просторное помещение из нескольких комнат с панорамными окнами — стены, отделанные светлым деревом, идеально белоснежная мягкая мебель, кровать исполинских размеров, застеленная покрывалом песочного цвета.

Впрочем, роскошное убранство пентхауса уже претерпело некоторые изменения в виде вечного творческого беспорядка, неизменно сопровождающего Ксавье везде и всюду.

На спинку стула небрежно брошена помятая белая рубашка — та самая, которую он изначально планировал надеть на ужин с инвесторами. Тёмно-синий галстук и вовсе валяется на полу.

Раздражённо закатив глаза, Аддамс быстро наводит некое подобие порядка — убирает вещи в шкаф, закрывает макбук и собирает хаотично разбросанные бумаги в педантично ровную стопку. Окинув удовлетворённым взглядом результат собственных действий, она усаживается на подлокотник небольшого кожаного диванчика, сложив руки на коленях, и со вздохом приступает к своему самому нелюбимому процессу — ожиданию.

К счастью, ждать приходится недолго.

От нечего делать Уэнсдэй принимается крутить тонкий ободок обручального кольца на безымянном пальце — и уже на восемьдесят третьем обороте в коридоре раздаются голоса.

Один голос принадлежит Торпу, второй — какой-то неизвестной женщине.

Oh merda, какого чёрта он явился не один?

И кто его собеседница?

Неприятное чувство оцарапывает внутренности — не то чтобы она когда-либо была склонна к глупой беспочвенной ревности, но осознание, что Ксавье в пять часов утра вернулся в отель не в одиночестве, изрядно напрягает.

Аддамс подозрительно прищуривается, прислушиваясь к негромкому разговору и на всякий случай мысленно прикидывая с десяток способов наиболее кровавой расправы.

— Мадам Ришар, это явно не лучшая идея… Уже очень поздно, — благо, он старательно отнекивается, и Уэнсдэй слегка смягчается.

— Да брось… У них тут в мини-баре отменное коллекционное шампанское, — судя по заплетающемуся языку, настырная девица успела опрокинуть в себя уже не одну бутылку. — Давай выпьем по бокальчику перед сном, mon cher?{?}[Мой дорогой (франц.)]

Mon cher? Это ещё что за фокусы?

Уэнсдэй едва не скрипит зубами от раздражения и инстинктивно сжимает руки в кулаки с такой силой, что заострённые уголки ногтей больно впиваются в ладони.

— Я думаю, это лишнее, мадам Ришар, — мягко, но решительно отрезает Ксавье, чем немного облегчает свою участь.

— Ну что ты, mon cher… Называй меня просто Розамунд, а ещё лучше просто Рози, — превосходно, так и запишем для некролога.

— Мадам Ришар, прошу меня простить, но я должен немедленно лечь спать, завтра очень много работы, — к несказанному облегчению, Торп непреклонен. Нельзя сказать, что Аддамс когда-либо сомневалась в его верности, но настолько категоричный отказ слегка тешит самолюбие.

— Mon cher, ты и так сделал очень много для галереи… Нужно иногда отдыхать, — наглая дрянь с именем бывалой французской куртизанки никак не желает уняться.

— Именно этим я и собираюсь заняться. Всего доброго, мадам, — слышится тихий звук открываемой двери, и Ксавье торопливо проскальзывает в номер, оставив настырную собеседницу в коридоре.

Он не торопится включать свет — усаживается на корточки, расшнуровывая ботинки, а потом снова выпрямляется и ослабляет тугой узел