— Слушаюсь, капитан!

Вахтенный убежал. Дон Эстебан де Айяла с нарастающей тревогой в душе продолжал наблюдать за маневрами саксонца, если верить флагу на грот-мачте пинка. Он не знал, что на борту «Русалки» (а это была она) не нашлось другого, кроме английского. Но английский георгиевский крест действовал на испанцев как красная тряпка на быка. Поэтому решено было воспользоваться старым бело-зеленым полотнищем, сохраненным рачительным Ондрюшкой. Главным было хоть немного усыпить бдительность противника. А там будь что будет.

Одинокий галеон был несомненной удачей вахтенного Недана. Как он узрел корабль на большом расстоянии без «волшебной трубы», оставалось загадкой. Когда раздался крик Недана и к нему подбежал Гедрус Шелига, вдали виднелась только маленькая точка, которая то исчезала, то появлялась. Литвин даже глаза протер несколько раз — он никак не мог поверить утверждениям помора, что далеко впереди, справа по курсу, идет добыча.

— Тебе почудилось, — не очень уверенно произнес Гедрус Шелига, напрягая зрение. — Ничего там нет. Скорее всего, тучка. Или какой-нибудь скалистый островок... хотя и он уже не просматривается.

Недан хмуро зыркнул на него (он почему-то недолюбливал Литвина) и позвал Ондрюшку.

— Тама, — показал направление Недан. — Один. Большой.

Но и Ондрюшка оказался не таким зорким, как его земляк. Однако Недан продолжал упрямо твердить свое:

— Я видел. Могу на кресте поклясться.

Последний аргумент оказался самым убедительным. Ондрюшка пожал плечами и пошел звать Карстена Роде. Увы, «волшебная труба», в данной ситуации самая большая ценность для Голштинца, разбилась во время шторма. Но тот поверил Недану сразу и бесповоротно.

— Ложимся на новый курс! — решительно приказал Карстен Роде. — Понадеемся на удачу Недана. И потом, мы лишь немного отклонимся от нужного нам направления. А «Русалка» у нас кораблик быстрый. Скоро увидим, ошибся вахтенный или нет.

Когда наконец галеон смогли рассмотреть все находившиеся на палубе, взволнованный до слез, счастливый Клаус Тоде (вот оно, долгожданное дело!) облобызал богатыря, для чего ему пришлось подпрыгнуть и повиснуть у Недана на шее. Тот лишь добродушно улыбнулся и одним легким движением смахнул невысокого боцмана на бочку с топленым салом.

— Сможем ли мы взять галеон? — сомневался Гедрус Шелига. — Он просто махина против нашего пинка. И борта его завалены внутрь, что очень неудобно при абордаже.

— Перелетим! — по-волчьи скалил зубы Карстен Роде. — Прикажи готовить длинные концы. Пусть парни цепляют их к реям. Нам не впервой. А вот как голландцы?.. Скажи Клаусу, пусть объяснит. Нам нужен этот корабль, край нужен! Притом целый, пусть и с небольшими повреждениями. С ним на Виргинских островах мы будем короли. Главное быстрота, натиск и маневр. И пусть только попробуют поморы Ондрюшки запутаться с парусами!

Чужое судно упрямо догоняло. Оно мчалось по волнам как гончая собака. Дон Эстебан де Айяла заволновался: уж очень уверенно чувствовал себя капитан саксонца. Неужели он и впрямь решил напасать? Пинк против галеона... Бред! Как только чужак покажет «Консепсьону» свой борт, его орудия оставят от посудины одни щепки. В своих канонирах капитан был уверен, им пришлось выдержать не одну баталию и все они кончались победой испанского оружия.

Но что это? Пинк начал в точности повторять все маневры галеона — с таким расчетом, чтобы держаться точно сзади, за кормой «Консепсьона». А поскольку саксонец был шустрее, удавалось ему это без особого труда.

Наконец капитан-испанец не выдержал напряжения и дал команду открыть огонь. Кормовые орудия рявкнули немного вразнобой, и перед пинком выросли водяные столбы. Но саксонец напрочь проигнорировал это грозное предостережение. Он по-прежнему летел под всеми парусами, словно хотел протаранить корму «Консепсьона». Что задумали преследователи?

Снова громыхнули пушки галеона. На сей раз ядра просвистели над пинком, не причинив ему ни малейшего вреда. Но почему саксонец не отвечает? Ведь дон Эстебан видел в «волшебную трубу», что на носу пинка стоят три пушки и возле них суетятся канониры с зажженными фитилями.

Хитрый замысел капитана пинка дон Эстебан де Айяла осознал лишь тогда, когда расстояние между кораблями сократилось до минимума. Высокая корма галеона скрыла от канониров пинк, оставив видимыми лишь верхушки мачт. Поэтому стрелять было бессмысленно. Чего не скажешь про саксонца. Наконец подали голос и его орудия, ядра которых разворотили кормовую надстройку, где находились жилые помещения офицеров. Палубу сразу заволокло дымом, в каютах что-то загорелось, и матросы бросились тушить пожар.

А когда дым немного рассеялся, пинк уже ударился бортом о борт галеона, абордажные крючья опутали его снасти, затрещали мушкетные выстрелы, и на палубу испанца с ликующими воплями повалили... голландцы! Дон Эстебан де Айяла узнал их по говору.

Он мог ождать кого угодно под флагом Саксонии, только не врагов, с кем давно имел кровавые счеты. Испанские Нидерланды боролись за национальную независимость, при этом положение усугублялось непримиримой враждой между католиками-испанцами и протестантами-голландцами. Наконец, в течение многих лет Нидерландам финансово помогала протестантская Англия, которую никак нельзя было причислить к друзьям Испании. Поэтому любое сражение между испанцами и голландцами всегда заканчивалось резней до полного уничтожения противника.

Вскоре все было кончено. Подчиненные капитана тоже сообразили, какой грозный противник взял их галеон на абордаж. И хотя испанских матросов было значительно больше, страх овладел ими, а если человек напуган, значит, он уже наполовину побежден.

Корсары загнали оставшихся в живых в трюм, оставив на палубе лишь офицеров и капитана, который тупо смотрел на Карстена Роде — как лягушка на удава и все никак не мог прийти в себя от страшной действительности, вертя в руках уже бесполезную шпагу. Позади него стоял Фелипе Родригес с окровавленным лицом. Ему досталось от кого-то из поморов, в бою те оказались посильней голландцев. Он держал в опущенной правой руке заряженный колесцовый пистоль. За ним толпились и остальные пленники. Поэтому победители сразу и не заметили, что Родригес вооружен: на боку-то у него висели лишь пустые ножны.

Молодому офицеру было стыдно. Как могли эти оборванцы и мошенники, эти проклятые пираты одержать победу над ним, Фелипе Родригесом, потомком славного рода кастильских кабальеро[124]?! Лучше смерть, чем такой позор!

— Вашу шпагу, сеньор капитан! — Гедрус Шелига выступил вперед и решительно протянул руку.

Дон Эстебан де Айяла не знал языка, на котором к нему обратился пират, но смысл сказанного понял и безропотно подчинился. Все происходящее казалось ему дурным сном. Вот он сейчас проснется, и снова будет все, как прежде: караван тяжело груженных судов «золотого» флота Испании во главе с адмиралом и его «Консепсьон» — в полном порядке, со всеми парусами, бодро бежит под свежим ветром.