Продолжая стрелять, Саша в то же время отчаянно пытался дотянуться мыслью до подмоги. Ведь должна же она появиться! В системе этого мира должен найтись противовес жжаргам, кем бы они ни были!

Пространство тут черно, как и ночное небо Земли. Люди ходят на двух ногах и говорят по-русски. Здесь есть Россия. Есть Санкт-Петербург. И есть рука, обронившая в почтовый ящик странное письмо, надушенное столь же странными духами.

«Ты хочешь, чтобы говорящие одинаково с тобой победили? Тебе так важны эти игрушки – хорошо. Нет ничего невозможного. Но тебе придется заплатить».

О, этот мягкий голос!

Не говорить с ним!

…Весь в огне, отчаянно отстреливает спасательные шлюпки «Беспокойный». Все, конец.

«Чего ты хочешь?»

«О, ты даже не спрашиваешь, кто я? Господь Бог или, быть может, дьявол? Так говорят у вас, по-моему?»

«Чего ты хочешь?» – В душе Саши поднималась холодная злость. Кипящий на его экране бой медленно затягивала серая пелена. А там, за ней, за этой пеленой, угадывалось какое-то существо, или нет, не существо – скорее Сущность. У Сани не хватало слов, чтобы описать увиденное – или, скорее, прочувствованное. На миг ему показалось, что письмо в кармане раскалилось.

«Всего», – лаконично ответила Сущность, и тут Саша Самойлов, далеко не самого робкого десятка, попадавший в настоящие шторма, когда тонули избитые волнами суда, понял, что сердце его сию же секунду остановится от ужаса.

Словно чья-то громадная рука поставила его на самом краю бездонной пропасти, в которой гасли свет, движение и жизнь. Словно чьи-то холодные губы зашептали на ухо слова, смысл которых был один – смерть. Словно на миг задрожала та завеса, оттолкнуть которую так стремится каждый из нас – оттолкнуть и заглянуть ТУДА.

Саша был один на один с серым, непроглядным Ничто. Не конкретный враг, в которого можно стрелять и которого можно убить. Серая пелена перед глазами и леденящий ужас. На него надвигалось нечто настолько могущественное, что все ему оставшееся исчерпывалось коротким списком из одного пункта – как можно скорее покончить с собой. Как с опустевшего киноэкрана, исчезли сцепившиеся в смертельной схватке русская и жжаргская эскадры. Саша летел прямо в это серое Ничто – летел, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Мысли стремительно таяли. Воспоминания тоже. «Открой меня!» – просило письмо.

Нет. Вспомни, ведь тебе бывало и хуже. Зимой в Бискайском заливе. Или в Норвежском море. Когда вся команда без устали окалывала лед, каждый вдох обжигал легкие, а черная вода вздыбивалась дикими конями волн. Ты и тогда вполне мог отправиться на дно. Но выдержал. Так неужто спасуешь сейчас? И… и тот жлоб, Виталий, получит Светку – уже навсегда?

– Борт «два ноля пять»…

Это к нам, вяло подумал Саша.

– Самойлов, сзади!

Сашу основательно тряхнуло.

И он странным образом даже обрадовался этой смертельной опасности. Потому что она помогала вырваться из липкого плена серой мути, из затягивающей запредельной мглы, что увидит каждый из нас в свою последнюю минуту. Экран внезапно прояснился, и палец Саши аккуратно накрыл алым светящимся квадратиком подобравшийся сзади жжаргский истребитель.

Еще один.

– Сашка! Блин, е-мое, наши! Лопнуть мне сейчас, наши!

Это орал Рэмбо.

Видать, мысль Сани Самойлова, пронзив толщу здешнего космоса, добралась-таки до противовеса той силе, что перемалывала сейчас Шестую минную дивизию. Из невидимости один за другими возникали хищные, стремительные эсминцы, чем-то похожие на громадных акул, ощетинившиеся лазерами крейсера; громадные линкоры и линейные крейсера. И все прочее, в совокупности именовавшееся Русским Флотом системы «Дзинтарс».

Юра с вялым интересом глядел на экран. Против обыкновения «Стремительный» не рванулся тотчас же в самое опасное место, а запросил флагмана о приказах. Приказы поступили – прикрывать тылы эскадры, где шли пузатые танкеры и минные транспорты, от жжаргских истребителей. В другое время Юрий бы наплевал на диспозицию, очертя голову ринувшись в самую гущу схватки. Но это было тогда.

Старпом изумленно воззрился на капитана – «Стремительный» отсиживается в тылу, неслыханное дело! Юрий его взгляд проигнорировал. Что для него теперь эти люди? Пустое место, не больше. Думать нужно в первую голову о себе. А об остальных – в той мере, в коей это необходимо для исполнения его, Юрия, планов. И команда «Стремительного» не играла в этих планах ровным счетом никакой роли. Так что пусть иные лезут под жжаргскую плазму. Здесь, в тылу, намного спокойнее.

– Эй, на «Стремительном»!

– Здесь первый. – Ого, сам Михеев! Интересно, что скажет?

– «Стремительный»-первый, какого рожна ты отираешься около этих тыловых калош?!

– Виноват, товарищ контр-адмирал, персональный приказ флагмана.

– А-а-а… понятно. Приказы, конечно, надо исполнять. Ну не горюй, я сейчас свяжусь с Рождественским, у него сторожевиков и так хватает…

Ага. Больно надо ему, Юрию, порцайку плазмы в грызло огрести.

– Есть, товарищ контр-адмирал.

Уф, свалил со связи, старый козел. Сам разбирайся со своими жжаргами. У меня сейчас иная задача. Выжить. Для того, чтобы избавиться от «Стремительного», момент не слишком подходящий. Кое-кому это точно не понравится – эсминец погиб, а его командир жив.

«Наварин» и «Чесма», развив ход до полного, отрезали жжаргским линкорам путь к отступлению. «Нагнут» и «Полтава» шли в лоб, доведя интенсивность огня до предела. Тяжелые крейсера «Рюрик», «Россия», «Громобой» и «Боян» в некотором отдалении добивали эсминцы жжаргов, дерзнувшие преградить им путь. Любому мало-мальски знающему командиру было ясно, что Рождественский выиграл этот бой – не в последнюю очередь благодаря численному перевесу.

Юрий зевнул. Тоска смертная. Не зацепило – и хорошо. А побрякушки на грудь пусть другие навешивают. Все равно потом к нему же на поклон придут.

Все, кто был тогда в рубке, изумленно пялились на своего некогда лихого командира, что весь бой просидел, закинув ногу на ногу, в чиф-кресле, лишь изредка лениво поглядывая на экраны. И, когда по эскадре пронеслось долгожданное «отбой», капитан «Стремительного» встал и потянулся:

– Я пошел спать. Старпом! Проследи, чтобы на радостях нам в бок никто не впился.

Жжарги отступили. Пылающий мертвый остов «Конго» остался русским в качестве военной добычи. Теперь его пустят на металлолом. Эскадра Рождественского потерь не понесла, хотя крепко досталось «Полтаве» и «Чесме».

Уцелевшие «Валдаи» собирал новый корабль-матка. Саша и Рэмбо прямиком из кабины угодили в объятия медслужбы, а потом – кавторанга Ивахнова.

Саша Самойлов двигался как во сне. Он чувствовал, что Директор где-то рядом. Саша не мог ошибиться. И точно. «Стремительный» шел в боевом охранении «Анадыря» – авиатранспорта, принявшего осиротевшие после гибели «Камчатки» штурмовики.