Босквинья снова вздохнула.

— Боюсь, мы втянули нас в эту историю. Я заметила, что все ваши файлы приходят по анзиблю с другой планеты. Ну, мы и отправили самые важные наши записи как послания вам.

Эндер расхохотался.

— Прекрасно, просто замечательно. Здорово сделано.

— Да нет. Мы теперь не можем получить их обратно. Вернее, можем, но они сразу заметят это и снова все сотрут. А вас ждут крупные неприятности, как и всех нас.

— Нет. Если вы отключите анзибль немедленно после того, как скопируете эти файлы обратно в память.

— Тогда мы станем настоящими мятежниками. И ради чего?

— Ради возможности превратить Лузитанию в лучший и самый важный из Ста Миров.

Босквинья рассмеялась:

— Полагаю, они считают нас чем-то важным, но измену никогда не называли прекрасной.

— Прошу вас. Ничего не предпринимайте. Не надо арестовывать Миро и Кванду. Подождите час и… мне нужно встретиться с вами и с теми, кто, по-вашему, должен принимать решение.

— Решение восставать или нет? Не понимаю, почему там должны присутствовать вы, Голос.

— Потом вы поймете. Я расскажу всем сразу. Прошу вас, эта планета слишком важна, мы не должны упустить такую возможность.

— Какую?

— Возможность восстановить то, что Эндер разрушил во время Ксеноцида три тысячи лет назад.

Босквинья одарила его косым взглядом.

— А я-то думала, всем уже стало ясно, что вы просто сплетник — и больше ничего.

Она, наверное, шутила. Или нет.

— Если вы всерьез считаете, что я сейчас сплетничал, значит, вы слишком глупы, чтобы управлять этой общиной.

Босквинья развела руками.

— Пойз э, — сказала она. — Конечно. Как же еще.

— Так вы созовете нужных людей?

— Да. В покоях епископа.

Эндер нахмурился.

— Епископ не согласится на другое место, — ответила она, — и любое решение о восстании лишится всякой силы, если он его не поддержит… — Босквинья положила руку на грудь Эндера. — Он может даже отказаться впустить вас в собор. Вы же неверный.

— Но вы попробуйте.

— Попробую. Из-за того, что вы сделали здесь сегодня вечером. Только мудрый человек способен так быстро понять мой народ за столь короткое время. И только безжалостный мог высказать это вслух. Ваша добродетель, ваш порок — мы нуждаемся и в том, и в другом.

Босквинья повернулась и быстро пошла через прассу. Эндер знал, что в глубине души она не хочет подчиняться постановлению Звездного Конгресса. Слишком внезапно, слишком жестоко они напомнили о себе. Лишили ее власти, будто она в чем-то виновата. Сдаться — значит признать вину, а она не чувствовала ее. Она хотела сопротивляться, найти выход, нанести Конгрессу ответный удар, сказать им, чтобы успокоились и подождали. А еще лучше — чтобы валили к чертовой матери. Но она не дура. Она не будет сопротивляться, прежде чем не убедится, что все сработает как надо и принесет пользу ее городу. Босквинья была хорошим губернатором, теперь Эндер знал это. Она с радостью пожертвует гордостью, репутацией, будущим ради благополучия своего народа.

Он остался на прассе один. Пока он разговаривал с Босквиньей, все разошлись. Эндер чувствовал себя старым солдатом, идущим вдоль пшеничного поля, выросшего на месте давних боев. Звук канонады слышался ему в шелесте ветра над колосьями.

— Не позволяй им оборвать связь по анзиблю.

Шепот в ухе ошарашил его, но Эндер сразу узнал голос.

— Джейн.

— Я могу убедить их, что вы обрезали связь, но, если вы сделаете это на самом деле, я не смогу помогать вам.

— Джейн, — сказал он, — это твоя работа, не так ли? Черта с два бы они заметили, чем там занимаются Миро с Квандой, если бы ты не привлекла их внимания.

Она не ответила.

— Джейн. Прости, что я отключил тебя, я больше никогда…

Он понимал: она знает, что он хочет сказать, ему не нужно было заканчивать фразу. Но она все равно не ответила.

— Я больше никогда не…

Зачем говорить что-то еще, если она поняла его? Она еще не простила, вот и все, иначе уже бы отозвалась, уже ответила бы, чтобы он не морочил ей голову. Но он не мог удержаться от последней попытки.

— Мне не хватало тебя, Джейн. Я скучаю по тебе.

Молчание. Она сказала то, что должна была, попросила сохранить анзибль. И все на сегодня. Что ж, Эндер подождет. Достаточно того, что она снова здесь. Слушает. Он больше не одинок. Эндер удивился, почувствовав, что по щекам его текут слезы. «Облегчение, — подумал он. — Катарсис. Речь, кризис, рвущиеся в клочья человеческие жизни, судьба города, оказавшаяся под угрозой. И я плачу от облегчения, оттого, что со мной снова заговорила компьютерная программа-переросток».

Эла ждала в его маленьком доме. Глаза — красные от слез.

— Привет, — сказала она.

— Я исполнил ваше желание?

— Я даже не догадывалась. Он не был нашим отцом. Мне следовало знать.

— Не представляю, откуда вы могли бы это узнать.

— Что же я наделала? Вызвала вас, чтобы вы Говорили о смерти моего отца. О смерти Маркано. — Она снова заплакала. — Секреты матери… Я думала, знаю, что она прячет, думала — это просто ее записи. Я считала, что она ненавидит Либо.

— Я только открыл окна и впустил немного воздуха.

— Расскажите это Миро и Кванде.

— Подумайте немного, Эла. Со временем они и сами узнали бы. Жестоко было скрывать это от них столько лет. Теперь они знают правду и смогут отыскать выход.

— Как мама, да? Только это будет даже не прелюбодеяние. Еще хуже.

Эндер протянул руку, погладил ее по голове. Она приняла это прикосновение, попытку утешить ее. Эндер не помнил, чтобы отец или мать когда-нибудь вели себя так. Но должны были. Иначе откуда бы он знал, что надо делать?

— Эла, вы поможете мне?

— В чем? Вы уже закончили свою работу, не так ли?

— Это не имеет отношения к Речи. Мне нужно узнать в течение часа, как работает Десколада.

— Вам придется спросить маму — только она знает.

— Не думаю, что она будет рада видеть меня сегодня.

— То есть я должна спросить ее? Добрый вечер, мамане, только что весь Милагр узнал, что ты изменяла мужу и всю жизнь лгала своим детям. Так что, если ты не возражаешь, я задам тебе парочку научных вопросов.

— Эла, это вопрос жизни и смерти для Лузитании. Не говоря уже о том, что на кон поставлена судьба вашего брата Миро. — Он повернулся к терминалу. — Войдите.