Она ахнула.

— У тебя холодные руки!

— Прости, я…

— Нет, не останавливайся. Я хочу тебя чувствовать.

Айша расстегнула пуговицы и позволила рубашке скользнуть по плечам вниз. У Гэра задрожали руки. Мозоли от меча цеплялись за тонкую ткань ее белья, но он стянул через голову Айши шелковую нижнюю сорочку.

Ее смуглые груди прижались к его груди.

— Прикоснись ко мне. — Еще один поцелуй, еще одна волна жара прокатилась по его позвоночнику. — Коснись меня, пожалуйста…

Она была теплой, крепкой, гибкой, как кошка. Она выгибалась под его ласками, подавалась навстречу его ладоням, прижималась к нему бедрами. Софа снова заскрипела.

Богиня, он хотел ее до боли. И, приподняв, уложил на толстый килим.

— Сделай свет. — Айша сняла сапоги и оставшуюся одежду. — Я хочу тебя видеть.

Последняя связная мысль рассыпалась горстью «светлячков», а затем остались лишь ощущения: рот Айши под его губами, ее руки, стягивающие с него одежду, прохладные пальцы на его горящей плоти, направляющие его в… И не было времени медлить, не было времени ждать. Айша двигалась вместе с ним, ее тело поднималось ему навстречу снова и снова. Ее руки сжимались вокруг него железным кольцом.

* * *

Танит налила себе еще одну чашку мятного чая из чайника, стоявшего на жаровне, и снова села на стул. Ох, ее бедные ноги! С самого завтрака она работала в лазарете, следя за тем, как адепты готовят новую партию мази из скальника. Обычно Танит сама с удовольствием составляла различные медикаменты для пополнения запасов, но она терпеть не могла готовить мазь из скальника. Корни растения были крепче железа. Вначале их нужно было вываривать в уксусе, пока они не размягчатся, а затем перетирать в пасту, и уже эту пасту — которая воняла еще хуже, чем кипящий уксус, — следовало взбивать в нейтральный смягчитель.

К тому времени как банки с мазями выстроились на полках в камере охлаждения, день близился к концу, а усталому персоналу еще предстояло перелить мазь в баночки поменьше, наклеить ярлыки и спрятать их в кладовых. Танит сняла тапочки и потерла гудящие ноги. Ярлыки неофиты могут наклеить и завтра, решила она. Им будет полезно узнать, что в исцелении важна не только Песнь.

Жаль только, что она не сможет увидеть, как другие ее ученики получат свои мантии. За первые несколько выпусков, которые курировала Танит, она успела достаточно понервничать, но как же приятно было смотреть, как под ее руководством неофиты осваивают новые навыки, видеть, как постепенно вместе с умением растет их уверенность в себе. Поначалу, только попав в Дом Капитула, она и представить себе не могла, что однажды будет преподавать, но Саарон без промедления рекомендовал ее остальному совету. Ей тяжело будет оставить своих учеников, когда придет время возвращаться в Астолар.

Танит открыла книгу на заложенном ленточкой месте, но сумерки быстро сгущались, затемняя текст. Она потянулась к Песни, чтобы создать «светлячков», и ощутила резонанс чьего-то плетения буквально на расстоянии вытянутой руки. Это не был кто-то из мастеров, но узор оказался знакомым: изумрудный и янтарный, с вкраплениями белого лунного камня и обсидиана, с глубоким винно-красным оттенком, который сплетался с мерцающими золотом и перламутром. Кто бы это ни был, он не хотел или не умел прятать свои цвета. А затем Танит услышала слабые, но хорошо узнаваемые звуки с верхнего этажа и тут же отозвала восприятие.

Ох, так вот оно что! Быстро создав «светлячка» над плечом, Танит сосредоточилась на книге, стараясь не обращать внимания на жарко запылавшие щеки. Чем бы там другие ни занимались в свободное время, пусть даже наплевав на то, кто их услышит, это определенно не ее дело. Совсем не ее дело. Итак, «Эссе об управлении» Барталуса, глава четвертая. Ей действительно нужно сегодня это дочитать. Проза Барталуса была сухой и безвкусной, как пыль, но это не мешало книге быть выдающейся работой в этом жанре. Если повезет, Барталус поможет ей обойти рифы и мели Белого Двора — если она вообще сможет прочитать больше трех строк, не отвлекаясь на страстный ритм, доносящийся из апартаментов наверху.

Да что же она делает, подслушивает их нарочно? С лицом, пылающим от стыда, Танит затемнила иллюзией потолок, создавая над головой ночное небо с созвездиями Астолара. Вечер наполнил ее комнату мягким бризом и сладким пением соловьев, но и этого было недостаточно. Танит поняла, чьи это были цвета. И закрыла глаза, забыв о чашке чая, позволив книге упасть с коленей на пол. Духи-хранители, дайте ей сил, она знала, кто это был!

Сложно было не слышать сплетен учеников, как бы она ни старалась. Их похотливость шокировала Танит почти так же, как и информированность. А теперь она знала наверняка, что как минимум одна из местных сплетен была правдой.

* * *

На шее у Айши была татуировка размером с золотой империал — стилизованный полумесяц с полукружьем звезд от одного рога к другому. Гэр подпирал голову ладонью и рассматривал рисунок. Он только однажды видел женскую татуировку: у Красочной леди на ярмарке. Но та женщина была полностью покрыта сценами из жизни святых, она изображала ходячую книгу Эадор, и как Гэр ни старался, ее лицо не желало всплывать в его памяти. А татуировка Айши была не больше дюйма и буквально приковывала к себе взгляд.

Айша спала, прижавшись к нему всем телом. Ее дыхание было медленным и размеренным, пальцы руки, которую она подложила под щеку, напоминали лепестки распускающегося цветка. Осторожно, чтобы не разбудить ее, Гэр натянул ей на плечи сорванную штору, служившую им обоим покрывалом.

— Ты таращишься на меня, — пробормотала Айша, не открывая глаз.

— Ничего не могу с собой поделать. Ты прекрасна. — Гэр наклонился и поцеловал полумесяц у нее на коже. — Не знал, что у тебя есть татуировка.

— Рабская метка. Это печать торговца, который первым меня продал.

Гэр резко отшатнулся.

— И ты ее оставила?

Айша пожала плечами.

— Мне нравится этот рисунок.

— Я тоже хотел сказать, что мне нравится твоя татуировка.

Она перевернулась, с интересом заглядывая ему в лицо.

— А теперь не нравится?

— Нет.

— Потому что она означает, что я чья-то собственность? Леанец, я не знала ничего другого. Моя мать была чужой собственностью, и я тоже.

— Это отвратительно.

— Это просто чернила, — ласково сказала Айша.

— Я говорю о том, что означает этот знак. Мне не нравится сама мысль о том, что ты можешь кому-то принадлежать.

— Кому-то, кроме тебя? — В глазах Айши плясали веселые искры. — Ты ревнуешь?

— Люди ведь не вещи, которыми можно владеть.

— Ты все-таки ревнуешь!

Гэр притянул ее к себе и поцеловал.

— Может, немного.

— О, сэр рыцарь, я польщена. — Еще поцелуй, на этот раз долгий. Айша запустила пальцы в его волосы, спадавшие ей на лицо. — Знаешь, не стоит их стричь. Тебе идет.