Однако однажды это преуспевание оказалось под угрозой. В 1204 г. несколько высших сановников во главе с Хань Довэем при поддержке части военачальников присвоили себе правительственную власть и затеяли войну с Цзинь. Последовало страшное поражение, и императору, чтобы задобрить своего северного коллегу, пришлось послать ему в красивом ларце покрытую лаком голову Хань Довэя. Тот приказал выставить ее на всеобщее обозрение в храме своих предков в Кайфыне — теперь это была столица чжурчжэньского Цзинь. Новый мирный договор был, разумеется, тяжелее предыдущего.

Во второй половине XII в. в Великой степи ускорились начавшиеся за несколько столетий до этого процессы этногенеза, от которых не поздоровилось ни чжурчженям, ни китайцам, ни империи Цзинь, ни империи Южная Сун, ни доброй половине тогдашнего человечества. Отдельные монгольские и тюркские племена образовали спаянную общность, которая на Востоке прославилась под собирательным именем монголов, на Руси зарекомендовала себя как «адские татары» (те самые, хуже которых только незваный гость — будто они пришли погостить по приглашению). Потом приняла участие в зарождении нового народа. Просто татарского, без всяких там эмоциональных эпитетов — нашего собрата по бедам и победам.

С древних времен монголы (будем для краткости использовать этот этноним, имея при этом в виду множество тюркских племен) кочевали по безбрежному океану степей Евразии — когда зеленому, когда заснеженному, когда иссохшему под палящими лучами. Кочевали, подобно другим, уже знакомым нам племенам. Пасли скот, который и был основным их источником питания. В шкуры которого одевались, а при обработке шерсти получали войлок — незаменимый материал при устройстве кочевых жилищ. Монголы плотно срослись со своими быстрыми мохнатыми лошадками — незаменимыми и в дальних переходах при смене пастбищ, и в жарких схватках за эти пастбища с конкурентами, точно так же пребывающими в вечной заботе о мясе и молоке насущных. И точно так же с тех же незапамятных времен возжаждавших боевого подвига: мужчина — хозяин стада, и его сыновья, и его родичи просто не могли уснуть спокойно, если где-то за горизонтом померещился огонек чужого костра. Никто не умел так стрелять из лука, как они, и во владении мечом они уступали немногим. При их условиях существования совсем неубедительно прозвучало бы предложение незнакомца: «Ты меня не трогай, и я тебе не трону». Настоящий мужчина — это тот, кто берет. А тот, кто хочет уцелеть от его руки, — должен отдавать. Сколько и на каких условиях — об этом можно договориться. А уговор дороже денег (тем более, что и денег-то у них еще толком не было, если и разживались где-то, они шли главным образом женщинам на побрякушки). Честность, верность слову — другое непременное достоинство настоящего мужчины.

Существует авторитетная точка зрения, что без соседства оседлых земледельческих народов номады (кочевники) выжить просто не смогли бы. Они слишком зависят от капризов природы, а степная природа — дама капризная. Как Хуанхэ — только если против разгула водной стихии худо-бедно помогают дамбы, то от губящих степную растительность засух, небывало холодных зим (явления довольно частого), от эпизоотии никакие заслоны кочевника не защитят; а припасы про черный день в степи создавать несподручно.

Поэтому жизненно необходим контакт с земледельцами, причем не только ради дополнительных продуктов питания, но и ради приобретения железа и прочих благ цивилизации. Конечно, это был не только обмен. Когда степняки нападали небольшими шайками, они отщипывали помаленьку и уводили не очень многочисленный полон. Если же они объединялись в большие сообщества, да еще и поднабирались культуры (не для баловства, а для дела)… Мы уже не раз видели, что они проделывали с Поднебесной (но и китайцы, как мы тоже видели, медленно, с откатами, но неотвратимо продвигали свои пашни на север).

В конце XII в. настал черед монголов сменить родовой уклад (когда на стойбищах юрты семейств располагались кольцом вокруг шатра главы рода — собрата библейского Авраама) на племенные союзы. Главнее единокровных старейшин стали вожди, окружившие себя племенной знатью — нойонами и дружинами удальцов — нукеров. Этот процесс сопровождался порою жестокостями — непокорных могли бросить в котел с кипящей водой или оставить со сломанным хребтом в степи на прокорм зверью. Но очень много значил авторитет могучего воина, способного благодаря своим достоинствам сплотить вокруг себя людей — тем более, что он тоже — не со стороны забрел.

Таким сначала стал Есугэй-батур, чьи кочевья располагались к северу от современного Улан-Батора, а затем его сын Темучин (1155–1227 гг.). Претерпев множество невзгод и совершив еще больше подвигов (пересмотрите еще раз очень хороший фильм Сергея Бодрова-старшего «Монгол»), Темучин на прошедшем в 1206 г. курултае — съезде вождей и нойонов, был провозглашен великим ханом мощного степного государства, приняв имя Чингисхана. Имя, широко известное во всем мире: неспроста при жизни он получил прозвище Джихангир — «Сотрясатель вселенной». Он и впрямь встряхнул и перетряс ее как мало кто до и после него. По крайней мере, покруче, чем потомок уроженцев примерно тех же мест «бич божий» гунн Аттила. Кроме того, по утверждению генетиков, каждый двухсотый современный землянин — прямой потомок Чингисхана. Он сеял не только смерть.

Монгольская юрта

* * *

Сразу же была принята к исполнению Яса (Указ) Чингисхана, в которой захватнические войны объявлялись способом существования монгольского государства. Началось создание огромного войска. Лучшей его частью были дружинники-нукеры — обычно представители знатных родов. В целом же в ряды этой всесокрушающей конницы встало не менее четверти общей численности монголов. По мере подчинения других народов, она вбирала в себя и их живую силу.

Какой железной, можно сказать, жестокой дисциплиной были спаяны эти ряды, я думаю, многим известно. Если в бою струсил один из десятка — карался смертью весь десяток. Ударился в бегство десяток — казнь ждала сотню. Если воин попадал в плен — его боевые товарищи должны #были или выручить его, или погибнуть. Такие порядки станут более понятны, если принять во внимание, что большинство отрядов этого несметного войска преднамеренно формировалось из воинов разных национальностей, а Чингисхан хотел сплотить их ряды узами, подобными кровным — кровным же узам сопутствует круговая порука и коллективная ответственность. Подобное мы постоянно видели и в цивилизованном Китае.

Впрочем, о цивилизованности. Благодаря не только своей дисциплине, но и организованности, умелой тактике боя, вооружению, высочайшей индивидуальной подготовке всадников, от рожденья знакомых с конем, луком и саблей, — монгольское войско было едва ли не сильнейшим в мире. Как обычно бывает во всяком постродовом политическом новообразовании, в армии монгольского государства довольно последовательно проводился принцип меритократии — выдвижения лично достойнейших: назначение на командные посты главнейшим образом зависело от боевых талантов и заслуг. И не будем забывать о справедливо отмеченной Л.Н. Гумилевым вспышке пассионарности, произошедшей тогда в Великой степи.