И вдруг тишину, нарушаемую лишь шагами и рычанием существа да бешенным стуком сердца человека, разорвала длинная автоматная очередь. Рычание вирта сменилось хрипом, и существо грузно упало прямо перед Баграмяном.

И снова тишина. Затем торопливые шаги. На сей раз не шаги монстра или оборванца. Это, человеческие шаги. Рита? Но у нее нет автомата…

— Тигран, ты как? — услышал он совсем рядом до боли знакомый и с недавних пор ненавистный голос Александра Загорского.

— Нормально… несмотря на твои старания, свинья… — Тигран открыл, наконец, глаза. Перед взором мерцали яркие цветные круги и фрактальные узоры, за которыми он все же сумел различить темный силуэт Загорского, по лицу которого тут же последовал удар кулаком.

Александр отлетел в сторону и тут же раздался еще один крик, на сей раз незнакомого голоса.

— А ну назад! — и в скулу Баграмяна уткнулся холодный автоматный ствол.

— Это еще кто, мать его, такой?! — рыкнул старший сержант.

— Это Бурков из Красноторовской колонии. Тигран, послушай…

— Бурков из Красноторовской колонии? Какого черта ты тут делаешь, а, Бурков из Красноторовской колонии?

— Тебя спасаю, черт возьми! — отозвался морпех. — Зачем ты его ударил?!

— А ты у него спроси, Бурков из Красноторовской колонии. Пусть расскажет, как нас в ловушке запер и сдристнул, падла!

Тем временем с толпой склавенов снова стало происходить что-то невообразимое. Они один за другим поднимались, оживая из своих покорных поз и, устремляя наполненные ужасом взоры на мертвое божество, начинали истошно выть. Вскоре этот вой достиг всеобщего масштаба. Оборванцы вскакивали и метались по помещению, изрыгая непонятные подобия слов и плач. В помещения ворвалась Рита. Она бросилась к «Наденьке», которая сидела на полу и тихо плакала, держась за болящую голову. Следом приковылял староста.

— Что вы наделали?! — возопил он. — Что вы натворили?!

— Чего это они все, а? — пробормотал Бурков.

— Это у них религия такая. Опиум, его так, для народа… — отозвался Тигран, чьи глаза уже практически пришли в норму. Он поднялся на ноги и мрачно созерцал происходящее.

— Нам теперь точно не будет пощады от виртов! — продолжал истошно орать старик. — Вы разрушили свой мир, а теперь пришли сюда и разрушили наш! Будьте вы прокляты!

Баграмян взглянул на морского пехотинца и Загорского. У обоих автоматы. Уже неплохо. Три ствола — это аргумент.

— Староста… Эй! Да перестань ты орать, как потерпевший! Успокой своих людей! Объясни им, что мы убьем виртов, и никто больше вас никогда не тронет!

— Нельзя! — еще громче заорал старик. — Нельзя убивать богов!!!

Тигран схватил его за то тряпье, в которое староста был облачен, и как можно сильнее встряхнул.

— Тогда скажи им, что теперь МЫ — ВАШИ БОГИ!

* * *

Элиас Клаусмюллер отвинтил крышку термоса и плеснул себе очередную порцию кофе. Затем добавил несколько капель спиртного из плоской карманной фляжки.

— Господин центурион! — донеслось из открывшегося люка.

— Зайди и не держи открытым люк, — проворчал Элиас. — Там грязный воздух.

Солдат повиновался и оказался внутри бронемашины.

— Они приехали, центурион.

— Это я слышал. И где они сами?

— Их броневик рядом, но оттуда никто не выходит уже пять минут.

— Странно, — нахмурился Клаусмюллер, делая глоток. Затем он кивнул сидевшему рядом переводчику. — Мигель, а ну сходи узнай, чего они ждут?

— Слушаюсь, господин центурион, — кивнул переводчик, быстро натягивая респиратор.

Торопливо выполняя команду, он выскочил из «Пираньи» и направился к бронемашине русских. На сей раз она выглядела иначе. Заметно меньше других. И не на четырех осях, а всего на двух.

По бортам люков не было. Значит, только на крыше корпуса. Переводчик взобрался на бронемашину и постучал прикладом «Штурмгевера» по одному из люков.

— Эй! Русские! Чего вы ждете?! — крикнул он.

Люк открылся. В ней показался довольно мощного телосложения седой человек с недобрыми серыми глазами.

— А чего вы ждете, нерусские? — прорычал он.

— Вы приехали на переговоры? Так идем!

— Переговоры пройдут в нашей машине. Гарантия того, что на этот раз вы нас не взорвете.

— Так неприемлемо! — замотал головой Мигель.

— Тогда можешь катиться в задницу своего центуриона. Ты меня понял, или на пальцах показать?

Переводчик задумался на несколько мгновений. Затем произнес:

— Хорошо. Ждите ответ.

И он, спрыгнув с БРДМ, направился к своей бронемашине.

Шестаков закрыл люк и уселся на свое водительское место. Затем повернул голову на своего единственного попутчика. Тот сидел, облаченный в ОЗК и противогаз, и молчал.

Через несколько минут стук по люку повторился. Прапорщик открыл его. Там была все та же физиономия в респираторе.

— Я уполномочен вести переговоры, — произнес переводчик.

— Ну залазь, — ухмыльнулся Шестаков, освобождая место врагу и пересаживаясь на ближайшее сидение.

— Что, побоялся твой командир сам прийти, да? — произнес он, когда Мигель уселся на место механика-водителя и закрыл за собой люк.

— Наш командир не боится, — строго отозвался переводчик и бросил косой взгляд на человека в противогазе.

— Ну ладно. Чего вам надо? И что вы хотите за освобождение наших людей?

— Вашей капитуляции.

— Вот как? — поднял брови прапорщик. — А не слишком ли?

— Это цена жизни вашего командира и еще трех человек. И цена вашей спокойной жизни. Вы сложите оружие и пустите нас в свой бункер. Вы дадите нам доступ к тому туннелю.

— Другими словами, вы хотите завладеть нашим оружием. Нашей техникой. Нашим жилищем. А людей поработить?

— Мы гарантируем жизнь каждому из вас на условиях непротивления. Это лучшая цена за ваш покой и мирный труд на славу наших общих интересов.

— Кто-то уже такое говорил моей стране и моему народу, давным-давно. Знаешь, что с ним стало?

— Что?

— Он отравил свою собаку и жену, а потом застрелился.

— Не в вашем положении нам угрожать.

— Да, но вы забыли, что у нас тоже находится в плену ваш человек. Вы понимаете, что его жизнь в сложившихся обстоятельствах в опасности?

— Пауль Рохес? — переводчик покачал головой, усмехнувшись. — Он солдат. И это война. Солдатами жертвуют. Я сомневаюсь, что жизнь одного нашего солдата в этих обстоятельствах для вас будет ценнее жизни двух ваших, да еще и двух офицеров впридачу. А он, Рохес, если нужно, достойно примет смерть от ваших рук.