Однако у самой пещеры она вдруг начала сопротивляться.

— Нет, — простонала она, — нет…

Раладан уже видел и пережил за этот день столько, что вконец потерял терпение. Швырнув ее на землю, он схватил ее за волосы и, опустившись на колени, наклонился прямо к ее лицу.

— Послушай, ты, — хрипло проговорил он. — Меня не волнует, кто ты человек, тварь из иного мира или демон… Делай, что я тебе говорю, иначе, ради всех сил, я тебя убью. — Он выхватил нож и поднес к ее глазам.

— Там… она… — выдавила Риолата. — Я ее убила… Понимаешь?

Раладан опустил оружие, тотчас же вскочил и схватился за голову.

— Ради Шерни, — с неподдельным ужасом сказал он, — да есть ли для тебя хоть что-нибудь святое? — Снова упав на колени, он схватил ее за горло. Тем более, сука… иди туда!

Оторвав ее от земли, он толкнул ее изо всех сил, не особо заботясь о том, переломает она себе кости или нет. Девушка упала среди скал. Раладан поднял под мышки уже окоченевшее тело солдата и, покрываясь потом, втащил его в пещеру. Заметив брошенный Риолатой затоптанный факел, он взял и его.

Он помнил о дыре сразу же за входом. Двигаясь на ощупь, он запихал в нее труп и какое-то время отдыхал.

— Где ты? — бросил он.

— Здесь… — ответила она едва слышно.

Он недвусмысленно подтолкнул ее, и они поползли на четвереньках дальше в глубь коридора, больно ударяясь о камни.

Раладан достал из-за пазухи трут и кресало. Они были сухими — настоящее чудо, поскольку, вытаскивая Риолату из воды, он промок почти насквозь. От усталости и избытка впечатлений руки у него дрожали так, что он никак не мог высечь огонь. При мысли о том, что ему придется просидеть в темноте целую ночь с этой женщиной, он решился вновь добраться до выхода, где нашел убитого и оторвал кусок его мундира. Стиснув зубы, он наконец высек огонек, поджег тряпку и обмотал ею обожженный факел.

Девушка сидела бессильно прислонившись к стене, но по взгляду, который она на него бросила, он понял, что она приходит в себя. Он вытянул руку с факелом так, что огонь едва не коснулся лица сидящей. Риолата отшатнулась, ударившись головой о камень. Жестом он приказал ей идти в глубь пещеры. Она послушно подчинилась, то и дело оглядываясь на него; лицо ее исказилось от ужаса.

Входя в сокровищницу, Раладан не знал, что там увидит… Услышав о смерти Лерены, он вдруг понял, что нечто связывало его с этой девушкой. Может быть, дело было просто во времени, которое они провели вместе; может быть, старая, закоренелая привычка быть в меру лояльным по отношению к капитану, независимо от того, кем этот капитан был… Он никогда по-настоящему не желал смерти Лерены, хотя порой она вызывала у него ярость, граничившую с ненавистью. И теперь наконец не Лерена, но ее сестра оказалась столь отвратительным созданием, что та внезапно показалась ему чуть ли не другом и уж наверняка не врагом.

Он не знал, как она умерла. Неожиданно это показалось ему крайне важным.

Лерена, однако, была жива.

Лерена была жива, и Раладан, которому, возможно, казалось, что все невероятные и кошмарные события этого дня уже завершились, отшатнулся, чуть не выронив факел. Тут же Риолата издала какой-то нечеловеческий звук, бросаясь к выходу; он инстинктивно преградил ей путь и удержал, не в силах, однако, оторвать взгляд от синего, опухшего, чудовищного лица, с которого глядели большие, вытаращенные глаза… Но самым страшным были не лицо и не глаза…

Лерена смеялась.

С вывернутой вбок головой, со все еще связанными руками и ногами, наконец, с неподвижной, лишенной воздуха грудью — она смеялась жутким, беззвучным смехом…

Раладан оттолкнул Риолату и на негнущихся ногах подошел к девушке. Веревка врезалась в шею; лоцман воткнул факел в щель между ящиками и рассек узел, который был единственным доступным для острия ножа местом. Страшный, полузвериный хрип вырвался из гортани, столь давно лишенной дыхания; Раладан разрезал путы и, медленно повернувшись к Риолате, взял факел и, не пряча ножа, сделал два шага. И тут он увидел, что та спокойно улыбается.

— Ну давай, — сказала Риолата, одним движением поднимаясь с земли. Она жива, дурак ты этакий. А это означает, что нас невозможно убить. Мы с ней одинаковые, Раладан. Ну? Давай!

Раладану внезапно показалось, что все это ему снится. Это наверняка был лишь сон… Долгий, кошмарный сон.

Был конец зимы.

Предательская погода — лучшего определения Раладан не в силах был подобрать. После многих недель крепких морозов (замерзли даже порты в Багбе и Дороне, что бывало крайне редко) и беспрестанного снегопада наступила внезапная оттепель. Снег продолжал идти, но к нему прибавился дождь, отчего все вместе превращалось в отвратительную липкую смесь, и смесью этой ветер хлестал по улицам Багбы, словно мокрой тряпкой. Громадные сугробы, сквозь которые нелегко было пробраться во время морозов, теперь стали вовсе непреодолимыми препятствиями — целые завалы густой серо-белой грязи таяли, превращая улицы в холодную трясину из медленно плывущего месива.

Липкий, мокрый снег обладал также и некоторыми преимуществами, хотя и весьма немногочисленными; лоцман наклонился, слепил в ладонях массивный снежок и швырнул в особенно назойливого пса, пытавшегося сожрать его подбитый мехом плащ. Целые десятки подобных тварей бегали по городу в поисках чего-либо съедобного; дошло до того, что солдаты отстреливали их из арбалетов. Псы были настоящим бедствием. Тем более за городом, где, как слышал Раладан, они объединялись в одичавшие стаи, охотившиеся на крестьянский скот, а нередко и на людей.

Ранний зимний вечер загнал с улицы в дома даже тех, кому по каким-либо причинам пришлось сражаться с сугробами. Улица была пуста, и Раладану, за спиной которого недвусмысленно рычали шесть или семь псов, стало не по себе. Он сунул руку под плащ, поправив пояс с мечом. Подобного оружия он почти никогда не носил, против людей ему достаточно было ножа. Меч он взял именно с мыслью о псах. Если уж ему суждено было угодить к кому-то на обед, он предпочел бы, чтобы это оказалось какое-нибудь морское чудовище.

Прежде чем он добрался до корчмы, о которой ему сказали два дня назад, сапоги его окончательно промокли. За голенища набился снег. В помещении было тепло, почти жарко, и вода потекла вниз, по лодыжкам. Что ж, в жизни ему приходилось сталкиваться с куда более серьезными неприятностями…

Горячее пиво с кореньями и медом было просто отменным; гаррийский хмель не знал себе равных, да и воду для него брали отборную. Раладан выпил кувшин, за ним другой, наконец решил, что с него достаточно.

Ему сказали правду. Старик был действительно странным.

Он сидел в углу корчмы, серый, согнувшийся, с горбом на левой лопатке. На коленях он держал инструмент — Раладан никогда такого не видел. Он напоминал скрипку, но намного больших размеров, струны же казались необычно длинными. Струн было шесть, может быть семь.