запах цитрусов. Не могу оторвать взгляд от разрушенной ограды моста, и меня гложет сомнительное чувство какого-то недоверия, но убийственное ощущение обреченности заставляет отчаяться и страдать.

Глаза видят одно, а вот сердце… Не верит, не воспринимает подобную изуродованную правду, тяжело выдерживая подобное в реальности. Не так все должно быть. Не так она должна умирать, не с тем человеком, не при таких обстоятельствах… Единственная ее угроза — Я, а не сбившаяся с управления машина.

Встаю на ноги, но меня ведет в сторону, отчего я цепляюсь рукой за дверь машины, тяжело передвигая ногами. И рядом снова возникает телохранитель — будущий смертник. Эльдар едва держится на ногах сам, но озабоченно наблюдает за мной и прикасается своей ладонью к моему плечу в сожалеющем жесте.

— Не прикасайся ко мне, — несдержанно сдернул его руку со своего плеча, на что он едва заметно поморщился, а его вторая рука легла на поврежденные ребра. — Ты не жилец. Можешь не сбегать, я все равно найду и убью, — угрожающе произношу я, глядя на мужчину, который, как и всегда остается сдержан, практически холоден ко всем моим словами и угрозам.

— Я не стремлюсь от вас сбежать, Господин Гордеев. Только хочу помочь, позвольте, — он снова тянет ко мне ладонь, на что я оборачиваюсь куда резче, но не могу сконцентрировать свой взгляд, когда перед глазами снова пятна, а меня одолевает новая волна гнева на свою никчемную слабость.

Эльдару все-таки удается помочь мне, вернув обратно в открытую машину скорой помощи. Я прикрываю глаза, пытаясь сосредоточиться и понять, что происходит, но как бы не пытался собраться с мыслями, все было тщетно.

— Максим, — оклик отца действует на меня, как ведро ледяной воды, спонтанно вылитое на голову. Поднимаю взгляд, ловлю его фигуру, которая плавно подошла ко мне, склонившись и затмив ярко-кровавое солнце на закате.

— Ужасно выглядишь.

Я невесело усмехнулся, совершенно не ожидая от отца других слов.

— Тебе здесь не место, — прерывисто выдохнул я, взглянув на Эльдара, оказавшегося между семейным противостоянием. Он отходит в сторону, но не исчезает, периферийным зрением наблюдая за мной, что и входит в его обязанности при настигшей опасности.

— Я твой отец и должен быть рядом в трудную для тебя минуту. И я хочу с искренним сочувствием напомнить тебе, какой ты самоуверенный идиот, позволивший своей жене сбежать с каким-то расчётливым и довольно изворотливым мужчиной. Стоит ли мне напоминать о том, что я тебе говорил ранее? Ты глуп, Максим, если надеялся на другой исход рядом с ней, — насмешливо высказывается человек, чье мнение мне безразлично, но сейчас он выдергивает из меня ниточки шаткого самообладания.

— Долго за мной следил? — холодно интересуюсь я.

— Всегда и во всем. Ты сам это знаешь, — кратко отвечает отец, раздражая своей прямолинейностью. — И поверь, я тоже злюсь, что этой девице удалось так искусно юлить от поисковой работы наших лучших сыщиков, от подкупных и обычных полицейских, и даже от граждан этой страны… Твой подопечный Волков хорош и знает толк в своем деле. Думаю, они совсем скоро будут в России. Там и начнется по-настоящему интересная игра. Я предпочитаю, чтобы ты убил на ее глазах последнюю надежду. Брата и Вадима Волкова, а может и ее саму. Она заслужила свою смерть.

Я не меньше минуты всматривался в отца, который рассуждал о какой-то небылице, с пренебрежительной скукой разглядывая суету вокруг. Гнев был неконтролируемым, пальцы рук то сжимались в кулаки, то расслаблялись от перенапряжения и слабости. Челюсть пронзила боль от силы скрежета зубами, а вот мое сердце… Нет, оно все еще грозилось разорваться от переизбытка чувств. Даже будь она жива… Никогда не убью ее, рука не поднимется лишить жизни ту, которая дарит эту жизнь мне самому.

Но…

— Ты в край состарился, или ослеп? — озлобленно спрашиваю я, прошипев. — Не видишь, что произошло? — хотелось бы встать, посмотреть в его равнодушные глаза и закричать, но нет сил даже на то, чтобы повысить голос.

Горло словно обвили цепями, сдавливая и заставляя меня подчинятся обстоятельствам. Морально я уже на коленях, а если сейчас встану — на коленях окажусь еще и физически.

— Она мертва. Все кончено.

— Я вижу то, Максим, что у Вадима Волкова получилось обойти тебя. Но ты Гордеев, мой сын, и я здесь только для того, чтобы ты не смел подчиняться своим чувствам к этой стерве, а прислушивался к своему острому и расчетливому уму, — он поворачивается, внимательно смотрит в мои глаза, словно пытается заставить действовать по его плану. Но взгляд его несколько презрителен, словно я ему не равен, и довольно глуп понять очевидные вещи, о которых он толкует. Издевается надо мной и я точно знаю, что он получает от этого удовольствие! — Ярослава — отчаявшаяся женщина, но боязливая для таких глобальных выходок. Она знает, что ты будешь в ярости. А вот ее спутник лишен чувства страха и поэтому преодолевает все препятствия, стремясь к единой цели — защите собственного достоинства… И твоей жены. Ты близок к ним, но каждый раз Волков опережает тебя на шаг. Как на пристани, как в том домике в деревне, как и в погоне по городу…

— Замолчи, — слабо выдавил я, прикрыв глаза. У меня не осталось никаких сил. — Хватит этого бреда. Оставь меня. Уходи. Забирай своих людей и просто уходи, — я говорю тихо, но не прошу.

Это была последняя капля моего терпения. Я готов сорваться.

— Ты не в том положении, чтобы меня прогонять. Позовите мне медэксперта и побыстрее, — громче говорит отец, махнув своему человеку. — Приди в себя, Максим, или мне тебя нужно расшевелить? Ты только скажи, я вмиг прикажу моей охране поколотить тебя и привести в чувство, — он жестко усмехнулся, на что я сузил глаза, презрительно окинув его свои взглядом.

На мгновение я и правда задумался об этом варианте… А потом собрался и отогнал непрошеные мысли прочь.

В гнетущей тишине к нам подходит мужчина в форме с небольшим кейсом, здоровается и говорит на английском. Я настораживаюсь, когда отец говорит следующее:

— Докажи мне, что это подстроенная автокатастрофа, и в салоне машины совершенно не то, о чем мы подумали. Если докажешь это в течении следующих пяти часов, я обеспечу тебя до пенсии.

Удивленное лицо мужчины вытягивается, а позже хмурится. Он поправляет свои очки. Твердо кивает, и молча уходит, в то время как я вопросительно смотрю на отца. И что это, черт возьми, было?

— Вернись в гостиницу, приди в себя и ожидай результатов. Мои люди пока обыщут округ,