Я думала, что единственным человеком, чью боль я могла чувствовать, как свою собственную, была Келли. Но я ошибалась. В том номере, прижимая к себе Уокера, сдерживающего слезы, горе перехватывало мое горло и сжимало сердце. Я хотела рыдать дни напролет. Вместо этого, дрожа от напряжения, пыталась держать себя в руках и быть сильной ради Уокера.

Сколько всего в своей жизни перевидал этот могучий, одаренный, смелый мужчина, но ничто не ранило его глубже, чем убийство сестры. Как такое могло быть? Неудивительно, что он был способен справиться со всем прочим, что бросала ему жизнь. Раз он пережил такую трагедию, то смог бы пережить что угодно.

Постепенно дрожь Уокера уменьшилась, и он поднял голову с моей груди, чтобы встретиться со мной взглядом. Му́ка в его глазах будет преследовать меня вечно. Я бы все отдала, чтобы изменить его прошлое и избавить от этой боли.

Я провела пальцами по его щеке, ощущая под ладонью его бороду, и он подался к моим прикосновениям.

— Спасибо, что рассказал мне.

Его объятия стали крепче.

— Знай, теперь я только больше изумляюсь тому, каким человеком ты стал, несмотря на столь трагичную потерю Ионы.

Уокер Айронсайд всегда яростно защищал женщин, и, возможно, так было бы, сложись жизнь иначе, но я не сомневалась, что смерть сестры закалила в нем эту черту. Напоминание об обвинении отцом родного сына, вызвало внутри меня бурю гнева.

— И твой отец ошибался.

Уокер погладил меня по бедру, словно утешая.

— Почти год я прожил под его крышей, где меня встречало лишь холодное молчание. Больше я вынести не смог и ушел, вступив в ряды морских пехотинцев. С тех пор родителей я не видел.

Другими словами, его отец посеял семена вины в Уокере, что он подвел Иону. Каждый день на протяжении года он терпел холодное отношение. Если бы его отец попался мне сейчас, я бы порвала его в клочья.

— Он ошибался, — яростно повторила я. — Вымещал на тебе свое горе. Но основная тяжесть случившегося лежит на нем… потому что он потерял двоих детей.

— Я… разумом я понимаю, что вина не на мне. — Уокер изможденно прислонился лбом к моему лбу. — Но как бы я ни старался, мне не удается избавиться от чувства вины.

— Тогда, не избавляйся. Я сделаю это за тебя.

Я нежно поцеловала его в щеку, потом в другую, затем в нос и в губы. Словно каждое мягкое касание могло вытянуть из него боль.

— Ты пытался ее спасти. Она умерла с этим знанием. Ты — герой, Уокер. — Мой голос дрожал, по щекам катились слезы. — Ты стараешься так, как ни один знакомый мне мужчина. Вкладываешь все свои чувства в то, что делаешь. Ни с кем и никогда я не ощущала себя в такой безопасности, не чувствовала себя нужной кому-то, как тебе. Я люблю тебя.

Его глаза пылали эмоциями, руки вокруг меня сжались почти до боли. Уокер неспешно поднял руку и большим пальцем смахнул мои слезы. Затем, внутри него будто что-то щелкнуло, высвободилось, и он скользнул рукой мне в волосы, обхватывая затылок. И обрушился на меня в сокрушительном поцелуе. Словно подтверждая мою точку зрения, он вложил в поцелуй все свои чувства. Пока я не стала задыхаться, полностью поглощенная им.

Мы не слышали стука в дверь номера, но когда кто-то откашлялся, Уокер неохотно отпустил меня. Мы одновременно повернулись к незваному гостю.

Джок.

Ухмыляясь, он поднял бровь.

— Извините, что прерываю, Уокер, нам нужны все свободные руки. Папарацци прибыли.

Уокер повернулся ко мне и, видя мое замешательство, объяснил:

— В новостях всплыла история о члене клуба, и он приехал сюда, чтобы спрятаться. Папарацци у ворот.

— Ой.

— Я тебе все расскажу. — Он сжал меня. — Могу я прийти позже?

Был понедельник, поэтому Келли после школы занималась тхэквондо, о чем, я уверена, Уокер помнил.

— Конечно. Ты… — Я бросила взгляд на Джока и понизила голос: — С тобой все буде в порядке?

Выражение его лица смягчилось.

— Ты любишь меня?

Застенчивая улыбка коснулась моих губ.

— Да.

— Тогда я более чем в порядке.

Уокеру не потребовалось рассказывать мне о скандале. Все в замке только и говорили о том, как история причастности Норта Хантера к смерти бездомного много лет назад попала в прессу, после чего его просто разорвали на части в социальных сетях. Выдвигалось много разных мнений на эту историю, но ни одно из них, на мой взгляд, не было правдивым. Я бы ни за что не присоединилась к сплетникам. Норт помог мне, и я не отплачу ему, предполагая худшее. Мир уже постарался достаточно. Ходили слухи о его увольнении из грядущего блокбастера.

Служба безопасности поместья находилась в состоянии повышенной готовности и выезжала несколько раз за день, чтобы предотвратить проникновение папарацци на территорию. Этого шума было недостаточно, чтобы отвлечь меня от мыслей об Уокере. Я по-прежнему сильно горевала из-за него, но очень обрадовалась, что он, наконец, мне признался. Что доверился мне. Что мне не придется проводить следующие одинокие, жалкие месяцы в попытке забыть его. И я была благодарна, что не нашла в себе вчера смелости рассказать Келли о нашем разрыве.

Теперь необходимость в этом отпала.

Уокер не ответил на мое признание в любви взаимностью, но я почувствовала это в его поцелуе. И я могла подождать, пока он произнесет эти слова. Теперь я знала, что ему нелегко справляться с такими эмоциями. Он избегал отношений, чтобы не испытывать чувства поражения, как тогда, когда потерял Иону. Когда потерял родителей. Я могла проявить терпение, пока он будет бороться со своими страхами.

Полагая, что проблема с папарацци займет Уокера до конца дня, я удивилась, встретив его после своей смены.

— Ты не нужно в поместье? — спросила я.

Он покачал головой, коснувшись ладонью моей спины и направляя к нашим машинам. Этим утром он припарковался рядом со мной.

— Проблемой занимаются, и я хотел вывести тебя из поместья. Эти придурки бросаются на каждую машину, выезжающую из ворот.

— А как же моя машина? — спросила я, когда он подвел меня к своему внедорожнику.

— Завтра я отвезу тебя на работу, и если этот цирк утихнет, ты сможешь забрать ее. Тебя устраивает?

— Да. — Я запрыгнула в его «Range Rover».

Как только Уокер сел за руль, он повернулся ко мне и сжал мое колено.

— Все хорошо?

Я накрыла его руку своей.

— У нас все хорошо.

Выражение его лица вдруг стало