Мысли о Скарлетт, истекающей кровью на грязной тропе, плачущей: «Ты обещал вернуться!» – в конце концов едва не свели Адриана с ума. Он кинулся на дверь и чуть не потерял сознание от боли.

– Не слишком умный поступок, – заметил Ройс, когда тот сполз на пол, обхватив себя руками.

– Мы должны попасть внутрь… – Адриан глотнул воздуха. Его грудная клетка расширилась, и он содрогнулся. – Скарлетт умирает…

Ройс раздраженно пнул упрямое дерево, но дверь не открылась.

– Это невероятно! Она должна распахнуться. Ты убрал задвижку. Ее нет. Это должно было сработать…

– Хватит повторять! Не спорь с дверью, а просто открой ее!

– Она сопротивляется! – Ройс опять пнул дверь. – Задвижка снята. Ты это почувствовал. Я это услышал.

– Может, есть еще одна? Вторая задвижка?

– Нет, она была одна, и ты ее открыл.

– Тогда почему дверь не поддается?

– Понятия не имею!

– Подожди. – Внезапно Адриан похолодел от собственной глупости. – А может… Мар всемогущий! Может, ее надо тянуть?

Ройс посмотрел на него, и на мгновение Адриан увидел на его лице потрясение, почти ужас.

– Нет! – крикнул Ройс, но на всякий случай дернул за ручку.

– Тогда что ее держит?

Ройс покачал головой:

– Что-то держит, чего я не могу увидеть через щель.

– Нечто крепкое. – Адриан потер плечо и задышал нормально – для человека со сломанными ребрами. – Когда я ударил ее, она не подалась ни на дюйм. Словно каменная стена.

Ройс прижался спиной к двери и сполз на пол. Он выглядел больным. Адриан не сомневался, что их с Ройсом лица весьма похожи. Они проиграли. Ниса Далгат и Скарлетт Додж мертвы – или скоро умрут.

Не следовало ее бросать, подумал Адриан. Нельзя было оставлять ее умирать под дождем, в грязи. Но если бы я этого не сделал, Ройс тоже мог погибнуть.

– В любом случае, слишком поздно, – горько сказал Ройс, глядя на свои руки, словно они его разочаровали. – Фокс уже сделал свое дело. Убил ее и настоятеля. Ты спускался сюда, когда находился здесь?

Адриан кивнул.

– Там есть другой вход?

Адриан выразительно посмотрел на него:

– Думаешь, если бы он был, я бы колотился в дверь?

Ройс пожал плечами:

– Это ты предположил, что дверь может открываться наружу.

– Другого входа нет. Это склеп. По крайней мере, Фокс от нас не уйдет. И на сей раз я тоже не стану возражать. Можешь взять у меня любое оружие и прикончить его любым способом. Я даже посмотрю на это. Мерзавец не просто убил Нису, он…

Дверь открылась. Сидевший к ней спиной Ройс вскочил. Дверь не распахнулась, а немного подалась внутрь под его тяжестью.

– Что ты сделал? – ошеломленно спросил Адриан.

– Ничего, – ответил Ройс, уставившись на узкий просвет между рамой и дверью.

– Держи.

Адриан поднялся и протянул ему короткий меч. Ройс взял его левой рукой и пнул дверь.

Представшая их глазам сцена почти не отличалась от той, что Адриан видел несколько дней назад. Косой солнечный луч падал на сундук в маленькой каменной гробнице. Добавились только Ниса Далгат, лежавшая с аккуратно скрещенными на груди руками возле сундука, и лорд Фокс, который с мечом в руке стоял над ее телом.

Скрипнули петли двери. Фокс крутанулся на левом каблуке, словно детский волчок.

– Давай, Ройс, – произнес Адриан. – Эту работу можно завершить только убийством.

– Нет! – Настоятель Августин обогнул сундук, вскинув руки, чтобы привлечь их внимание.

Адриан тоже поднял ладонь, призывая настоятеля остановиться:

– Мы не причиним вреда вам – только его светлости.

– В убийстве нет необходимости, – сказал Августин.

– Необходимости?

Фокс сплел заговор против леди Далгат и убил ее, не говоря уже о том, что искалечил Ройса с Адрианом и продал их работорговцам. Необходимость не имела к этому никакого отношения. Адриан вспомнил Ральфа и подумал, уж не дурное ли это влияние Ройса.

Ройс не пошевелился. Стоял, держа меч Адриана, и смотрел на лорда.

Фокс бросил свой меч, и тот звякнул о каменный пол.

Сдается? подумал Адриан. Он понятия не имеет, с кем столкнулся. Ройсу на такие вещи плевать.

За три года, что они работали вместе, Адриан усвоил, что Ройс не переносил людей вроде Фокса. Прагматик до мозга костей, Ройс никогда не оставлял в живых мужчин или женщин, которые перешли ему дорогу. Он не оправдывал это, но рассуждал следующим образом: дарить врагу жизнь – безрассудный поступок, в будущем он может привести к твоей смерти. В деле Ройса сдерживать удар было проявлением непрофессионализма.

У Адриана была своя теория. У жестокости всегда имелся источник. Обычно ее прививали, вручали, словно наследство или дружеский дар. Эта подлая черта становилась неотъемлемой частью характера и проявлялась в оскорблениях и неоправданном насилии. Кроме того, иногда жестокость рождалась из необходимости. Если долго бить собаку, она укусит – и будет кусать всех и каждого, чтобы защититься.

Адриан встречал людей, всю жизнь терпевших издевательства из-за своего роста, имени, внешности или места рождения. Они первыми бросались в бой и последними опускали меч. Не могли проигнорировать даже безобидную шутку и пытались воздать по заслугам любому обидчику. Эти люди ждали от других самого худшего. Но Ройс был на шаг впереди. Люди не просто недооценивали Ройса и пренебрегали им – весь мир злобно пытался уничтожить его. Адриан не знал всей истории, но слышал достаточно, чтобы считать Ройса цирковым псом, который в силу жестокости не просто озлился – он научился выживать при помощи насилия. И потому Адриана удивило, что сейчас Ройс замешкался.

– Давай же! – сказал он. – Фокс не заслужил ни одного лишнего вдоха.

Фокс смотрел на Ройса взглядом, который, знай лорд хоть немного о жизни и нраве вора, можно было назвать храбрым. Потом он нетерпеливо выдохнул, неуклюже скрестил руки и перенес вес сначала на левую, потом на правую ногу. Ройс опустил короткий меч.

– Ройс? – ошеломленно спросил Адриан.

Тот не ответил. Он посмотрел на тело Нисы Далгат, затем на Фокса.

– Ты собираешься убить его или нет? – осведомился Адриан.

– Нет… нет, не собираюсь.

– Отлично. – Адриан обнажил меч-бастард. – Тогда убью я.

– Нет! – Ройс встал между ним и лордом.

– Да что с тобой случилось? Этот мерзавец убил леди Далгат, пытался убить нас, и… и Скарлетт уже, возможно, мертва. Из-за него теперь ее не удастся спасти – если вообще имелся такой шанс.