Дан выскочил из кустов, с мечом бросился на раненого вервольфа. За ним спешил Ганс с новым факелом, из-за дерева выступил Андреас.

Оборотень выронил девушку, та бесформенным комом осела на мостовую и осталась лежать неподвижно. Тварь с рычанием выдернула стрелы из груди, пошатываясь, сделала несколько шагов навстречу людям, взмахнула когтистой лапой – что-то со звоном упало на камень.

– Когти! Он сбросил когти! – Ганс остановился, помотал головой, будто пытаясь очнуться.

Вервольф стремительно повернулся, прыгнул на него, сбил с ног. Затылок Ганса с глухим стуком ударился о мостовую, голова слегка подпрыгнула. Здоровяк остался лежать, раскинув руки, из-под затылка на камень медленно текла темная струйка.

Оборотень откинул плащ, под которым оказалось обычное человеческое тело, черная рубаха пропиталась кровью. Он выдернул из ножен меч, ловко отразил первый выпад Дана, перешел в атаку. Вервольф был очень силен и умел обращаться с мечом: пригнул голову, пропуская над собой клинок Дана, и попер вперед. Несмотря на тяжелые раны, уверенно теснил противника к стене.

Андреас бросился на помощь, размахивая одновременно факелом и клинком. Бегал вокруг вервольфа, наносил жалящие удары, но тот умудрялся отражать выпады сразу двоих противников. Энгель больше не стрелял: боялся попасть в своих.

Клинки Дана и оборотня скрестились, заскрежетали. Резким поворотом вервольф пригнул мечи к земле, левой лапой врезал Дану в челюсть так, что голова зазвенела, лягнул в живот подобравшегося слишком близко Андреаса. Барон скрючился, упал на мостовую. Оборотень снова бросился на Дана. «Да он нас обоих укокошит!» – мелькнула паническая мысль, когда за спиной оказался камень стены. Вервольф заревел, ловким движением выбил меч из руки Дана, занес клинок для последнего удара… И замер. Неуверенно наклонил голову, рассматривая лезвие меча, пробившее спину и вышедшее с левой стороны груди, попытался схватить его, но бессильно уронил лапу.

– За Розу, – сказал Сенкевич, выдергивая клинок.

Оборотень рухнул к ногам Дана.

– Он какой-то странный, – заметил, разогнувшись, Андреас.

Раздалось натужное кряхтение: Ганс поднялся на четвереньки, потом встал на ноги, ощупал затылок. Покачиваясь, подошел к вервольфу:

– Вроде подыхает, а глаза так и горят, как у живого. А вдруг встанет сейчас?

Дан не слушал, он подбежал к девушке, взглянул в лицо: не Настя… Вроде бы она дышала, и ладно, не до нее сейчас. Он выматерился, склонился над вервольфом:

– Где сестра Агна?

Тот лишь захрипел в ответ. Голова вывернулась под странным углом, по шее на камни стекала кровь. Дан схватил его за рубаху, встряхнул:

– Где Агна? Отвечай!

Оборотень выгнулся, засучил ногами: подступала агония. При этом морда его оставалась странно неподвижной – ни кровавой пены из пасти, ни болезненного оскала.

– Как он ответит? – резонно заметил подошедший Энгель. – Он же волк.

– Не волк, – Дан схватил вервольфа за уши, дернул, стянул искусно сделанную звериную маску, открывая изможденное лицо с крупным горбатым носом.

Перед ним лежал брат Готфрид – наставник ученической казармы и верный воин инквизиции, истовый христианин. Из угла рта стекала струйка крови, белесые глаза стремительно заволакивала мутная пелена. Он тянул к Дану дрожащую руку, силился что-то сказать, но из горла рвался лишь предсмертный хрип. Дан подхватил его за плечи, приподнял:

– Где сестра Агна? Что ты с ней сделал?

– Во имя бога моего… – вытолкнул брат Готфрид вместе со сгустком крови. – Поздно… Ты ничего не узнаешь…

Он дернулся в последний раз и обмяк.

– Значит, Одильхен мертва, – тяжело уронил Андреас.

– Нет, – Дан не хотел верить. – Он этого не сказал. Мы будем искать ее.

Энгель крутил головой:

– А где девка-то? Только что здесь была.

Девушка нашлась возле стены, окружавшей дом фон Гейкингов. Сидела, прислонившись спиной к камню, закрыв лицо ладонями, и плакала навзрыд. Дан подошел к ней, отвел руки: синяков на шее не было, вервольф почему-то изменил почерк.

– Мы доблестные спасители прекрасных юных дев, – гордо констатировал Андреас. – Только вот как с нею теперь поступить?

В свете последних событий отправить девчонку в ратушу было бы равносильно убийству. Хорошо если брат Готфрид изображал вервольфа по собственной инициативе, но Дану в это не очень верилось. Возвращать несостоявшуюся жертву домой тоже не стоило.

– Я знаю выход, дорогие друзья, – радостно провозгласил Андреас.

Он подхватил девушку под локоть, поднял и завел в ворота. Вскоре вернулся, доложил:

– Пристроил служанкой к матушке. Дворецкий спросонья ничего не понял, ну да оно к лучшему.

– Получается, не было никакого вервольфа? – Энгель поднял перчатку, на которой были укреплены стальные лезвия, покрытые пятнами крови. – Всех убил ряженый безумец? А вот и его когти.

– А укусы? – не верил Андреас. – Чем же он кусал девушек? На телах отпечатки зубов зверя, человек на такое неспособен.

Дан обшарил плащ наставника, ничего не нашел. Перевернул тело – на поясе сзади болтался непонятный механизм. Сначала он принял это за капкан, покрутил в руках – штука представляла собой металлическую имитацию огромных звериных челюстей, которые сжимались и разжимались с помощью рукоятей, на манер садовых ножниц.

– Вот этим он и кусал, – Дан поднял устройство, показал товарищам.

– Но зачем такие сложности? – недоумевал Энгель. – Ладно, он приносил жертвы или просто любил убивать. К чему наряжаться вервольфом?

– Дабы запутать стражу, дорогой друг, – пояснил Андреас. – А еще утопить в ужасе Равенсбург. Согласись, обычный душегуб не так страшен, как дьявольская тварь. А маска хороша, – он разглядывал оскаленную волчью пасть. – Сделана из головы настоящего волка, вместо глаз – желтое стекло.

– Ладно, – Энгель пожал плечами. – Благодарение богу, все кончилось. Немного подумав, он взмахнул мечом, в один удар отсек брату Готфриду голову, пояснил смущенно: – На всякий случай…

– Ничего не кончилось, – пробормотал Ганс. – Плохо будет…

Дан был с ним согласен. Если вспомнить, что завтра – ночь накануне Дня Всех Святых… Он не был уверен, что поимкой вервольфа и спасением последней жертвы сумел предотвратить беду. Еще настораживала невозмутимость Сенкевича, лицо его сейчас представляло собой, что называется, «покерфейс» – совершенно отстраненное и без всякого выражения.

– Ну что, сами в ратушу понесем или Волдо с инквизиторами позовем? – спросил Энгель.

– Да уж невредно будет спросить брата Якова и брата Генриха, знали ли они о милых шалостях нашего наставника, – зло проговорил Андреас.

Дан молчал. Его грызла одна мысль: что-то здесь не так. Вервольфа видела куча народу, неужели никто не заметил подделки? Да, понятно: парализующий страх, ночь, плохое освещение или вообще темнота. Но сам он отлично помнил первую встречу с оборотнем, лязг его челюстей, когти на покрытых шерстью лапах… Нет, он готов был прозакладывать собственную голову: та тварь была другой. И Настя сказала, что это был зверь, не человек. Подруге можно верить, она не теряет наблюдательности даже в самых сложных ситуациях. А значит, где-то до сих пор бродит настоящий вервольф.