— Но ведь, когда я прибыл, выдача уже была произведена?

— Да, буквально за день до того. Так что, если смотреть по числу приказа, на день выплаты ты уже был зачислен в состав части. То есть имеешь право на премию наравне со всеми прочими офицерами. Поэтому, если по справедливости, я не могу обойти тебя принадлежащими тебе по праву деньгами.

— Ну, если по справедливости…

— Абсолютно. Можешь не сомневаться.

— А на ведомость можно взглянуть?

— Не можно, а нужно. Ты что, думаешь, я тебе без росписи деньги выдам? Э, нет! Финансы — они учет любят! Как иначе я смогу отчитаться перед спонсорами?

Полковник взял ручку, ведомость и очень внимательно осмотрел росписи.

— А что же я здесь командира не вижу? — спросил он.

— Командиру не положено. По должности. Если командир возьмет, могут разные нехорошие слухи пойти. Мол, берет командир. В лапу. До командования дойдет. До разборок. Докажи потом, что ты не верблюд. Нет. Как ни хотел я поправить свое материальное положение, а не решился. Для офицеров — дело другое. А для себя — ни-ни. Как-нибудь так проживу.

— А я слышал, что вы в столице квартиру купили. Трехкомнатную.

— Уже разболтали? Быстр ты, полковник. Недаром, что по режиму. Ничего от тебя не скроешь. Точно — купил. Но не я. Жинка моя. Ей родители наследство отвалили немалое. Как раз на квартиру. Ну да я думаю она меня с той квартиры не погонит, когда я в отставку выйду. Все-таки пятнадцать лет по гарнизонам вдвоем.

— Что, умерли родители?

— Да нет, живы. И даже здоровы. Они заранее наследство отдали. Чего, говорят, нашей смерти ждать. А деньгам пылиться. А так хоть посмотрим, как они в пользу пойдут. Вот здесь распишись. И дело с концом.

— Ого! А что ж так много?

— Ничего не много. В самый раз. В размере годового оклада. Если считать с отпускными, проездными, продуктовым и вещевым довольствием. И с северной надбавкой. Еще даже мало будет.

— С какой северной? Я же весь этот год в Москве был. И меньше двух недель на севере.

— Ну, значит, высотные. Москва — она высоко стоит. Что твой Эверест. И ветры там за облаками дуют сумасшедшие. С ног сшибают.

— Но у других офицеров суммы значительно меньше.

— Но ты же полковник. Единственный в части. А может быть, и на всей Новой Земле. Полковник — он за двух майоров идет. И еще с лейтенантским хвостиком. Так что даже и не думай. Расписывайся и получай. А потом можешь хоть в нужник с ними сходить.

— Нет. Не возьму.

— Почему?

— Не заработал.

— Я же тебе толкую, их никто не зарабатывал так, чтобы канавы копать. Но заслужили! Одним своим присутствием здесь, у черта на куличках, где даже олени не выживают, заслужили! Бери — не сомневайся.

— Все равно — нет.

— Не пойму я тебя, полковник. И никто не поймет. Потому что все взяли, один ты упираешься. Подумают, что ты себя выше всех прочих ставишь. Столичного гостя изображаешь. А ты, между прочим, не гость. Ты сюда для прохождения службы направлен. Лет на несколько. Подумай. Тебе здесь жить. Среди людей жить. А ты с оплеух начинаешь. Не хочешь деньги брать — не бери. Если у тебя принципы такие. Распишись и распредели свою долю между офицерами. А я выдам. В качестве дополнительного вознаграждения. Ну?

— Расписываться не буду.

— То есть ни себе, ни людям. Ты хоть понимаешь, что творишь? Знаешь, как это называется?

— Это называется — не брать денег.

— Это называется — остаться чистым. Когда остальные в дерьме. А ты знаешь, как грязненькие к чистеньким относятся? Как белый ворон — среди стаи черных живет?

— Вы что, меня запугиваете?

— Запугивают по-другому. Я с тобой воспитательную беседу веду. Как старший по должности. Хоть и младший по званию. Я пытаюсь тебе простейшие истины объяснить, которые, может, не вполне понятны в теплых московских кабинетах, откуда ты к нам залетел. Здесь, полковник, север. Особо суровые климатические условия. Здесь люди, если выжить хотят, должны друг за дружку держаться. Один — за всех и все — за одного. Так всегда было. И будет. Здесь каждый сухарь поровну. И каждую копейку тоже поровну. А тот, кто больше или меньше, — тот не наш. Тот чужак. Одиночка. А одиночки на севере не выживают. Вымирают одиночки. Усек?

— Что-то я не пойму, куда вы клоните.

— Все ты понимаешь. А если не понимаешь, то уже никогда не поймешь. Так и помрешь неучем. Да еще и скоро помрешь.

— Скоро?

— Да уж не заживешься. На севере человек без коллектива — ходячий труп. Или спивается в полгода до хронической белой горячки. Или стреляется из табельного оружия. Как тот твой рядовой. Так ты не рискуй, бери деньги и вливайся в наш сплоченный офицерский коллектив. Пока тот коллектив еще от тебя не отвернулся. Ну что, берешь?

— Нет. Все равно нет!

— Ну смотри, полковник! Я сделал все, что мог. Чтобы на истинный путь тебя наставить. Ты сам по нему решил не ходить, теперь пеняй на себя.

— Так, может, мне рапорт о переводе подать? Раз я так плохо вписываюсь в коллектив.

— Не выйдет с рапортом. Не подпишу я тебе его. Да у меня на твою должность замены нет. И придется тебе тянуть свою лямку здесь. При мне. Тем более что скоро самолеты летать почти перестанут. И лишних мест в них не будет. А будет долгая, темная и суровая полярная ночь, во время которой у непривычных городских людей крыша едет. И они чего только по причине острого психического расстройства не выкидывают. То в петлю лезут, то в прорубь бросаются. А иной раз погулять в пургу выходят и теряются. Совсем теряются. Окончательно. Но хоть я и понимаю, что трудно тебе будет, полковник, эту зиму пережить, а вольную тебе не дам. Потому что общественные интересы для меня выше личных. Особенно твоих личных. Ну а если передумаешь, дичиться передумаешь и решишь влиться в наш суровый, но дружный офицерский коллектив, — милости прошу. Будем рады. Приходи, забирай причитающееся денежное довольствие и, как говорится, выкатывай на круг бочку рому.

— Где бы ее взять?

— У меня. У меня и взять. Разопьем мировую и будем служить бок о бок во славу Отечества и не без пользы для себя. Думай, полковник. И решай, полковник.

— Сколько думать?

— Сутки думай. До завтрашнего вечера. До 24.00.

— А после 24.00 что?

— А после ноля часов завтрашнего вечера для тебя начнется либо полярный день, либо полярная ночь. На выбор.

— Без середины?

— Без середины! На севере середины не бывает. Или белое. Или черное. Такое черное — как будто умер…

Полномочный представитель его высочества шейха и прочих средневосточных и им подобных стран, он же резидент, он же агент по негласному расследованию утечки с территории России атомного оружия, пребывал в растерянности. Может быть, впервые за много лет. Может быть, вообще впервые.