Вошедшие говорили так много, что наше молчание осталось незамеченным, и первые же их слова подтвердили опасения Касси.

— Этот негр, что сбежал от Томпсона, прячется в Мейсонс-Боттом, — проскрипел один из них, — вечно эти беглецы пытаются пробраться на паром в Портсмут. Но сегодня ночью парома уж точно не будет, так что пусть попробует пролежать ночку на морозе — собакам будет меньше работы утром.

— Да, с паромом дела плохи, — сказал их вожак, — его просто некому вести. Все собрались на этот чертов аболиционистский митинг.

— С каких это пор ты ходишь на аболиционистские митинги, Бак?

— С тех самых, как узнал, что этот сукин сын, адвокатишка из Иллинойса, собирается на нем выступать. Наш драгоценный мистер чертов конгрессмен Линкольн. Ненавижу этого ублюдка!

— Уж не хочешь ли ты захватить с собой парочку тухлых яиц? — со смехом спросил другой.

— Может быть, очень может быть, если дела и дальше так пойдут. Я еще смогу захватить с собой хорошую дубинку, большой мешок перьев и разогрею хорошую порцию сапожного дегтя. Думаю, это — единственный способ несколько сбить спесь с этих негролюбов.

— Еще надежнее это можно сделать при помощи веревки или пули, — добавил кто-то.

Я почувствовал, что Касси затрепетала и вдруг шепнула дрожащим голосом:

— Мы должны бежать! Я больше не могу здесь находиться! Пожалуйста, давай уйдем отсюда — куда угодно, только подальше от них!

Я понял, что она вот-вот сорвется — та самая девчонка, что убила двух человек на темной проселочной дороге, — так что я помог ей подняться на ноги и, пробормотав приветствие, повел ее к дверям. Конечно же, они обернулись, чтобы посмотреть на нас и вожак, Бак, поинтересовался:

— Этой ночью парома не будет, мистер. Куда это вы собрались?

— Э-э… в Фишерс-Лэндинг, — ответил я.

— Там тоже не будет парома, — заметил он, — лучше уж вам переночевать здесь.

Я колебался.

— Думаю, мы все же лучше прогуляемся, — наконец выдавил я, — пойдем, дорогая.

Мы уже были почти у дверей когда он сказал:

— Минуточку, мистер, — он наклонился вперед на своем табурете, и на его роже непонятно отчего появилась гнусная ухмылка, — извините за вопрос, но ваша спутница — она белая леди?

Напряженный, я повернулся к нему.

— А если и нет?

— Понимаю, что нет, — проворчал он, поднимаясь. — Хотя слишком уж красиво одета для черномазой.

— Я люблю наряжать своих женщин. — Я старался говорить твердо, но это было нелегко.

— Конечно, конечно, — согласился главарь, закладывая большие пальцы за пояс, — но когда я вижу черных леди, закутанных вуалью, да еще дрожащих, как в лихорадке, мне всегда становится интересно. — Он отбросил табурет ударом ноги и подошел ближе: — Как тебя зовут, девка?

Я увидел, как глаза Касси сверкнули сквозь вуаль, и вдруг она перестала дрожать.

— Спросите моего хозяина, мистер, — твердо сказала она.

Он было хотел зареветь, но сдержался.

— Тоже правильно. Итак, мистер — как ее зовут?

— Белинда.

— Ой ли? — неожиданно он метнулся вперед так быстро, что я не успел остановить его, и отбросил вуаль, засмеявшись, когда Касси в испуге отпрянула. — Ладно, ладно! Такая же хорошенькая, как и дерзкая. Вы счастливчик, мистер. А вас как зовут?

— Дж. С. Стаббз, — ответил я, — и будь я проклят, если…

— Ты точно будешь проклят, если я только не ошибаюсь, — ощерился он, — Белинда и Дж. С. Стаббз, а? Подождите немного, я только взгляну вот на это. — И он вытащил из кармана пригоршню бумаг. — Я уже давно положил на вас глаз, мистер Дж. С. Стаббз, а теперь я как следует разглядел вашу черномазую милашку, и мне показалось — ну где же она — о, вот и нашлась. Угу, мистер Стаббз, я подозреваю, что на самом деле вы вовсе не мистер Стаббз, а мистер Фицрой Говард, который несколько дней назад продавал в Мемфисе красивую черную девчонку по имени Касси и…

Вожак вдруг замолчал на полуслове, так как увидел смотрящее на него дуло моего кольта. Делать больше было нечего. Поняв, что мы попались, я выхватил револьвер из-под жилета, а когда он подался было назад, а его рука метнулась к поясу, ткнул стволом ему в диафрагму и крикнул прямо в лицо:

— Дернись только, и твои кишки долетят до Огайо! Эй, вы, остальные, поднимите-ка руки вверх, да поживей, иначе вмиг уложу вашего приятеля!

Мое лицо покраснело от страха, а палец дрожал на курке, но для них я, должно быть, представлял ужасающее зрелище. Они подняли руки, ружья звякнули об пол, а уродливое лицо Бака пожелтело. Он отпрянул, его губы задрожали и то, что он испугался, вдруг придало мне мужества.

— Всем на пол, черт вас побери — быстро! На пол, я сказал, не то вышибу тебе мозги!

Бак тяжело рухнул на доски, а остальные последовали его примеру. Я не смог заставить себя пройти и собрать их оружие и, клянусь жизнью, абсолютно не представлял себе, что делать дальше. Я стоял, проклиная их, и размышлял, стоит ли застрелить Бака на месте, но для этого мне не хватало решимости. Он приподнял голову и хрипло крикнул:

— Вы никуда от нас не денетесь, мистер! Мы вас схватим, не пройдете и мили — вас и эту желтую шлюху! Вы за все это заплатите…

Я зарычал и надвинулся на него, размахивая пистолетом, так что ему снова пришлось уткнуться в пол, а я, пятясь, выбрался за двери, все еще держа их на мушке. Кольт в моих руках трясся, как желе. Я не мог думать, на это просто не было времени. Если мы сейчас бросимся бежать, то куда? Они перехватят нас с помощью своих проклятущих собак, если только не найдется способ как-нибудь их обмануть! Неожиданная надежда вдруг озарила меня, и я глянул на Касси. Она стояла рядом, дрожа, как загнанный зверь, но даже если и была испугана, то не настолько, чтобы стать абсолютно беспомощной.

— Касси! — коротко бросил я. — Ты умеешь обращаться с пистолетом?

Она кивнула.

— Тогда возьми это, — сказал я, — держи их на мушке, и если кто-нибудь хоть пальцем шевельнет, стреляй этой свинье прямо в живот! Вот так, держи. Хорошая девочка, молодец — я буду через минуту!

— Что? — она смотрела на меня дикими глазами. — Куда ты…

— Не спрашивай ни о чем! Верь мне!

И с этими словами я выскользнул за двери, закрыл их за собой и припустил не хуже настоящей гончей. Я успею пробежать с четверть мили или даже больше, прежде чем Касси начнет что-то подозревать или им удастся ее обезоружить, но эти четверть мили будут означать для меня разницу между жизнью и смертью. Однако как только надежда вновь начала оживать во мне, ужасная темная тень мелькнула рядом, белые когти скользнули у самого моего бока, зубы впились в полы моего сюртука, и я рухнул, сцепившись с одним из этих дьявольских псов, который с рычанием тянул меня по земле.