Пианист отдыхал у стойки. Клубы дыма застилали глаза. Зато было слышно каждое сказанное слово. И о ком же шла речь? — Обо мне и Габоре.

— Ты влюблен? — спросил русский князь Борис, обращаясь к Габору. — И в кого же?

— В свою напарницу по верховой езде, — ответил за него Аттила, — в Минку Хюбш.

Как только прозвучало мое имя, офицеры навострили уши. Девицам дали знак умолкнуть.

— Отличная наездница, — сказал Аттила Борису.

— Так-так. — После истории с Лорелеей князь игнорировал его и даже не удостоил Аттилу взглядом. Он осторожно отряхнул свой рукав от пепла. Рядом с ним, кстати, сидела великанша, которая выклянчила у него сигару и курила ее, пыхтя, как паровоз. — Столько слухов об этом, но и увидеть бы хотелось!

— Ты прав, Борис! — воскликнул приземистый офицер с раскрасневшимся лицом, посещавший чуть ли не каждый день «Черный орел». — Вы с мадемуазель Хюбш забаррикадировались, как в крепости, и ни одна сволочь не знает, что вы там вытворяете. Белокурую Венеру может лицезреть любой. Вот вчера она взяла барьер в метр десять. Безукоризненно!

— Не верю, — пренебрежительно заметил Габор, — все только и говорят, что она постоянно падает с лошади.

— И это верно. Стоит ей взять барьер, как она падает… в объятия Косанику.

Раздался оглушительный хохот.

— Но прыжки просто превосходные.

— Обворожительная птичка эта Хюбш, — заметил некий Геза, который сидел за нашим столом и всегда строил мне глазки. — Но яблочко еще не созрело, ей надо немножко подрасти — вот мое мнение.

— Для меня, мой дорогой, вполне созрело.

Габор поднял свой бокал, Геза чокнулся с ним. Осушив бокалы, они швырнули их о стену. Сколько же Габор выпил? Очевидно, не меньше других: ведь у него сегодня день рождения. Хотя выпившим он не выглядел, как, впрочем, и его друзья. Было заметно лишь, что они становились все неподвижнее. Сидели на своих стульях, словно проглотив шпаги, но речь была связная и четкая, только слегка замедленная.

— Очень уж хрупка, — заметил Аттила, — впрочем, талия, как у императрицы.

— Городская барышня, — сказал Геза, повернувшись к Борису. — Известное дело. Сдунет малейшим ветерком. Мой тебе совет: держись от нее подальше. Слабенькая. На четыре дня вышла из строя. Говорят, у нее чахотка в начальной стадии.

— Лизи! Какой предатель, — прошептала я. — Всегда говорит мне комплименты, а сейчас…

— Тсс, — зашипела Лизи. — Геза шутит. Вообще-то, он на нашей стороне. Он взвинчивает пари.

— Пари?

— Да. Пари на вас. Против конкуренток. Он хочет разжечь интерес к белокурой Венере.

— На четыре дня? Сомневаюсь, — в разговор снова вступил Тибор. — Но, Габор, тебя надули…

— Он тоже на нашей стороне, — прошептала Лизи.

— …Ты ничего не потеряешь, если невинная крошка шмякнется за барьером, но будешь в проигрыше, если она побоится его взять. Пари сформулировано точнейшим образом. Нам нужно вывести из строя малышку. Тогда весь выигрыш наш.

— Куплю нового рысака, — сказал Геза, — на свой выигрыш. Белокурая Венера в отличнейшей форме, скажу я вам.

Габор заказал новую партию шнапса.

— Кто причисляет себя к моим друзьям, ставит на меня. — Компания осушила бокалы, снова швырнув их об стену. — Так на кого я могу рассчитывать?

— На меня, — сразу же заявил Аттила.

— Снова играл в карты? — спросил русский князь.

— Есть перспектива получить наследство. Совершенно непредвиденное.

— И от кого же? — с довольной улыбкой спросил Борис. — Хорошо утешил богатую вдовушку?

— Мои вдовы все в добром здравии, — коротко заметил Аттила.

— A-а, любовное вознаграждение! Немудрено, с твоим классическим профилем. Перед тобой не устоять ни певичке, ни прин…

— Послушай, Аттила, откуда золотишко? — быстро спросил Габор.

— Дядюшка из Мерана — на смертном одре.

— И сколько?

— Да ерунда. Три раза по три тысячи гульденов. Завтра после утренней службы пойду в контору, сделаю ставки на тебя…

— К черту контору! — вскрикнул русский князь и впервые посмотрел Аттиле прямо в глаза. — Все уладим между собой. Я ставлю против тебя. Три раза по тысяче гульденов на белокурую Венеру и на Косаника.

— Но почему?

— Потому что в дороге сильно поиздержался. Надо срочно пополнить свой бюджет.

— Как хочешь. По рукам!

— По рукам?

— Все здесь свидетели? Трижды по тысяче против трижды по тысяче. Оплата в?.. Борис, ты как платишь? В гульденах? Оплата в гульденах после скачек, 18 августа, в день рождения кайзера. В течение двадцати четырех часов. Всем шнапсу! За мой счет, господа! — Аттила с довольным видом окинул всех взглядом.

— Зачем тебе столько? — Тибор обратился к князю. — Новая пассия?

К сожалению, в звоне бьющихся бокалов я не могла разобрать ответа, а кроме того, Лизи хотела мне что-то сказать.

— Видите, как все отлажено? — весело спросила она. — Борис поставил так, и завтра другие сделают то же самое, из престижа. Сейчас на вас, барышня, можно делать еще большие ставки. Идет как по маслу.

— Все решается так быстро?

— Да. Ой, смотрите: вот и Пипси вернулся! Сейчас будет большая потеха.

Действительно, мой именитый родственник снова появился откуда ни возьмись — но уже без мундира. На нем были только голубые панталоны, остальная часть тела открыта. Боже мой, конец света! Полуобнаженный эрцгерцог в борделе! Какое у него нежное телосложение! И какая белая кожа!

Он сел рядом с Габором, отказавшись от шнапса, и позвал хозяйку.

Та, взволнованная, уже спешила к их столику, подобрав обеими руками свое красное платье, и согнулась в глубоком книксене, какие принято делать только при дворе, да так изящно, как будто неделями репетировала.

— Знаю, что сейчас будет, — сказал Лизи. — Я уже слышала об этом.

— Что? Скажи, Лизи, что сейчас будет?

— Сами увидите.

— Ваше Королевское Высочество! — воскликнула симпатичная полька. — Что я могу для вас сделать?

— Скрипку, пожалуйста! — детским писклявым голосом ответил эрцгерцог.

Полька выпрямилась. На ее лице было замешательство.

— Ваше Высочество сказали, что желают скрипку?

— Скрипку! Чтобы играть на ней смычком. Музыку!

— Да-да, прошу прощения. У нас тут есть фортепьяно. Сказать Максу, чтобы он играл дальше?

— Его Высочество желает скрипку, — вмешался князь Борис, прикуривая новую сигару. — Может быть, придумаешь, где ее достать?