Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сегодня в три ночи я услыхала, как кто-то пытается лезть в окно. Соскочила с постели, подбежала к окну, вижу: Марс сидит на подоконнике — с уличной стороны — и что-то держит в зубах. Открываю — кот впрыгивает в комнату. В зубах — огромная крыса. Пришлось помогать расправляться с «гостьей». Неприятно, противно, но что поделаешь.
Марс — кот чистоплотный, но он ходит на улицу, а потому время от времени Катя приглашает его помыться по-настоящему, хотя шубку свою вылизывает тщательно. Процедура мытья не очень-то нравится котяре, но Катя терпеливо и понятно ему объясняет, что хотя бы раз в месяц надо обрабатываться противоблошиным шампунем. Кот смиряется.
Марсюшка, по-моему, нелюбвеобилен. Никакой подружки не приводил и не приводит. Катя говорит, что его не охватывает, как других котов, любовное безумство, хотя он не кастрирован. Она никогда не уличала его в поединке с другими котами за кошку. Никогда не являлся домой с исцарапанной мордой или заплывшим глазом. Марс — кот с достоинством. Уходя от ненужных и вредных драк, здесь, на даче, дружит только с соседским котом Мурзиком. Мы же с Катей дружим с Мурзиковым хозяином, которого зовут Иван Артемович, но он просит называть его по-родственному — Артемыч. Жена Артемыча пять лет как умерла. Дочка, ее муж и внук работают и приезжают на дачу только в субботу и воскресенье. Более трудолюбивой семьи не видели. Но все же главные на даче — Артемыч и Мурзик. Наш котяра постоянно наведывается к коту и, хотя сыт, все-таки нет-нет да что-нибудь и полакает из Мурзиковой миски. Мурзик, как гостеприимный хозяин, при этом ходит вокруг. Один раз видела, как он даже вылизывал Марса.
Артемыч, в общем-то, непростой человек. В прошлом даже очень большой начальник. Горный инженер с кандидатской степенью. Иногда подолгу с ним разговариваем.
— В России, — говорит Иван Артемович, — всегда с должным уважением относились к горным инженерам, и у нас действительно было, чем гордиться. Что не говорят худое о советском времени, а в геологии был порядок, шли в нее очень хорошие люди. Геолог — престижная профессия была. Помните фильм «Дом, в котором я живу»? Там герой Ульянова — геолог. Как же таким подражали!.. И правда, всякая шушера в геологию не лезла. Те, которым только копейку сшибить, в партиях геологических не задерживались. А теперь? Одна пьянь…
Спрашиваю Ивана Артемовича, можно ли остановить распад.
— Можно, если подойти по-хозяйски, с болью в душе. Но не видно, не видно никого из молодых, кто бы дело это принял на себя. Теперь ведь как поступают? Не отрабатывают все месторождение, а снимают сливки. Бизнесмены уходят от налогов. Иностранцам, которые покупают месторождения, тоже наплевать. Главное — скорее снять крупную деньгу. На что надеемся?
Такие разговоры с Артемычем ведем не раз, а я все понять не могу, что же сделалось у нас с человеческой нравственностью. Она, видимо, просто перестала существовать.
Сегодня двадцать второе августа. До моего отбытия — семь дней. Время летит стремительно. Тепло. Даже очень. Купальный сезон еще в разгаре. Утром приехал Миша. Скоро пойдем на море вчетвером. Марс — на поводке ради спасения от встречных собак. Большинство их с кошками не дружат, и Марс это понимает. Очень интересно ведет себя котяра, когда приходим на берег: восседает на нашем барахлишке, гордо подняв мордочку в ошейнике. Из воды приходится все время на него поглядывать, потому что и здесь, на пляже, могут напасть собаки. Катя и Миша уплывают далеко, я плещусь у берега и в любой момент готова броситься на помощь.
У Миши настроение неважное: опять вызывали в военкомат, опять велись разговоры, когда он собирается выполнять свой армейский долг. Миша объясняет чинам, что поступил в аспирантуру и только после ее окончания готов говорить на эту тему. Закон на Мишиной стороне.
В Москве живу рядом с воинской частью и каждое утро просыпаюсь от рева плохо заводящихся «Уралов». Когда выхожу в расположенный недалеко магазин, вижу, как крутятся возле него ребята в форме. Некоторые — в основном мужчины — дают ребятам деньги. Однажды, это было часов в восемь вечера зимой, спросила солдатика, почему здесь находится. Парень застеснялся, а потом ответил: «Деньги собираю». «Зачем? — спросила я. — Еды не хватает?» «И это тоже, — ответил солдатик, но главное — „деды“. Специально выпускают и заставляют, чтобы попрошайничали, а если принесем меньше сотни — бьют. За деньгами солдат везде посылают, кроме моря, — сказал парень. — С подлодки не пошлешь».
Я поинтересовалась, с кем делятся «деды». «С офицерами», — ответил солдат. А те — с генералами. А как бы иначе при нынешней зарплате генералы ездили на БМВ и «Мерседесах»?
С тех пор, как вижу солдатиков, даю деньги: может, тогда их не станут бить…
Выслушав мой рассказ, Миша говорит:
— Тетя Лина, прошлым летом проходил военные сборы у себя в Советске. За деньгами меня не посылали, но каждый день мел близлежащие улицы и пилил вручную дрова, которые бензопилой можно было бы перепилить за день. Драил черную от копоти столовую, которую нужно было просто отремонтировать. Короче: за два месяца сделал столько «полезного», что любой бы западный человек ужаснулся.
— Если армия начнет хоть чуточку меняться, — продолжает Миша, — изменится и отношение к ней. Тогда мы захотим служить, а родители не будут бояться посылать в армию детей. Наоборот, будут говорить: думаю, неплохо, если ты, сынок, послужишь. Вперед!.. Пока же чиновники издают огромное количество циркуляров о том, как защищать Родину, а сами, как огня, боятся даже подойти к воротам воинской части. Богатые не помышляют о выполнении гражданского долга: за них все делают деньги. Вот и буксуют военные реформы.
В России сейчас феодально-клановая система. Талантливые российские ребята грызут науку за последние родительские копейки, а отпрыски элиты — в лучших мировых университетах. Но как они учатся — это надо видеть!..
Современный корпоративный мир — то же самое, что в прошлом номенклатура. Чужаков и близко не подпускают, будь ты хоть семи пядей во лбу. Всем одаренным, но не «породистым» уготована участь рабочих лошадок при сановном бездельнике с дипломом Принстона.
Вечером за чаем Катя «копает» глубже и говорит об исламе, сепаратизме, фундаментализме, терроре. Я при этом вспоминаю, что нынешней зимой приезжал в Москву сокурсник из Казани — когда-то очень известный журналист, писавший о Мусе Джалиле. Кто такой Муса Джалиль, теперь уж в России почти никто не знает. А Джалиль — известный татарский писатель, драматург, журналист, погибший в Отечественную войну в Моабитских застенках. Так вот сокурсник — татарин — пригласил на мусульманский съезд. Говорили на съезде по-русски, было интересно. Рафаэль, так зовут сокурсника, даже представил меня какому-то муфтию, и я послушала умного и, видимо, хорошо образованного человека.
— Сегодня в мире, — сказал тогда муфтий, — примерно миллиард с четвертью мусульман. Больше всего в Азии. Потом — Африка. В Европе — сорок пять миллионов, в России — тринадцать. Разве может мировое сообщество не считаться с такой силой? Мусульмане проповедуют ислам, который никогда не разрушал того, что было создано до него. Он совершенствовал, дополнял и исправлял то, что испортило время. И нет истинного мусульманина, который бы не верил в Христа и его мать Деву Марию, в Священную Библию. Каждый мусульманин верит в библейских пророков. И как было бы хорошо, если бы христиане так же верили в пророка Мухаммеда.