Я вспомнила день, когда прибыла в Джайпур: мне было двадцать лет, и я впервые ехала на поезде. Сколько чувств меня обуревало! Надежда на новую жизнь. Страх, что ничего не получится. Но все получилось. Я приехала в этот город, не имея за плечами ничего, кроме моего мастерства и знаний, полученных от саас. Я исполняла желания женщин – заполучить ли что, избавиться от чего-то – чтобы им жилось хорошо. И вот теперь Джей Кумар дает мне возможность начать все заново, использовать мои познания на благо старых и малых, немощных и больных, бедных и нуждающихся в утешении.

Сколько людей помогали мне на этом пути. Саас. Хази и Назрин. Самир. Канта. Махарани Индира и Латика. Миссис Шарма. И даже Парвати.

Я не буду скучать по Джайпуру – у каждого города свое очарование, – но буду ли я скучать по Самиру?

Если честно, я до сих пор вспоминала о нем.

Как дружно мы вели дела, как смеялись, какими крепкими, настоящими казались наши узы и как в ту ночь нас победила страсть.

Многое в Самире уже не вызывало у меня прежнего восхищения, однако же долгие годы моя жизнь была связана с ним. И отречься от этих воспоминаний – все равно что сделать вид, будто трети моей жизни не существовало.

Не встреть я Самира, быть может, так и осталась бы в Агре, обслуживала куртизанок, не смея высунуть носа из домов увеселений. Разве без его связей мне удалось бы развернуться как мастерице мехенди? Не познакомь он меня с Парвати, меня никогда не позвали бы во дворец махарани. И я не пила бы чай с ее высочеством.

Из задумчивости меня вывела суета на перроне: море торговцев расступилось, пропустив дородного мужчину в дворцовой униформе. На мужчине был красный кушак и головной убор, как у слуг махарани. В руках у него было что-то большое, накрытое атласом. Под левой мышкой – скатанный тонкий коврик. Не обращая внимания на любопытные взгляды и перешептывания зевак, мужчина смотрел то в бумажку в руках, то на вагоны.

Я подозвала Малика к окну, кивнула на перрон.

Малик высунул голову в окно, улыбнулся, махнул рукой:

– Я здесь!

Дворцовый повар обернулся на его оклик и расплылся в добродушной улыбке. Малик выбежал из вагона, сделал салам, повар ответил намасте, передал Малику то, что держал в руках, и вдобавок вынул из кармана пиджака конверт. Они немного поболтали, повар попрощался и ушел.

Довольный Малик, навьюченный подарками, поднялся в вагон и протянул мне кремовый конверт с моим именем. Я сломала дворцовую печать, развернула записку и прочла вслух.

Дорогая миссис Шастри,

Ваш юный друг похитил сердце Мадхо Сингха. Теперь эта птица говорит лишь о рабри и Малике, Малике и рабри. Вдобавок стал выпрашивать сигареты – то есть явно покуривает. Этого я не потерплю. И наотрез отказывается учить французский («бонжур» и «бон вояж» – весь его репертуар), а это нехорошо, учитывая, что я теперь почти все время живу в Париже. В общем, я решила распрощаться с моей прекрасной птицей и хочу попросить вас подарить его Малику. С ним Мадхо Сингху наверняка будет лучше, чем в склепе моей дворцовой гостиной.

По-моему, они друг друга стоят, вы не находите?

Ваша подруга и почитательница,

Махарани Индира Ман Сингх

P. S. Это любимый коврик Мадхо Сингха – чтобы он не скучал по дому.

Малик снял с клетки атласное покрывало. Мадхо Сингх прыгал по жердочке. «Намасте! Бонжур! Милости просим!» – проверещал он и присвистнул. Малик свистнул в ответ. Радха весело рассмеялась: она впервые видела Мадхо Сингха.

Я улыбнулась, залюбовавшись моей семьей.

Паровоз пронзительно свистнул, объявляя об отправлении. Я в последний раз посмотрела в окно. На перроне, посреди человеческого муравейника, неподвижный, как статуя, стоял мужчина.

Он не сводил с меня глаз. На нем была безукоризненно чистая белая рубашка и дхоти. Он побрился. Постригся. Он… казался красавцем.

Я прожила с Хари всего два года, но мысли мои он занимал уже полжизни. Я то боялась его, то была к нему равнодушна, то презирала, то ненавидела, то жалела. И ни разу не допустила, что он тоже способен меняться. Хотя если я могу, так почему он не может?

Паровоз медленно потащил свою тяжелую ношу. Скрипя, пыхтя, пыхтя, скрипя. Припозднившиеся пассажиры в последний миг забрасывали в вагоны свои баулы, запрыгивали на ходу. Чай-валлы собирали пустые стаканы.

Хари сложил ладони в намасте, поднес к лицу. В улыбке его не было ни злобы, ни упрека. Впервые за все время, что я его знаю, он казался довольным.

Я сделала ответное намасте.

Поезд набирал ход. Хари что-то сказал, но за стуком колес я не расслышала слов – только видела, как шевелятся его губы.

Шимла, предгорья Гималаев, Индия 5 ноября 1956 года

– Тетя босс, это был последний туннель!

Склонившись над картой железных дорог, Малик пересчитал все туннели (а их была сотня), которые мы проехали. Из Джайпура в Калку вела обычная железная дорога, из Калки в Шимлу – узкоколейка.

– Через несколько минут мы прибудем в Шимлу! – Малик ткнул в карту и улыбнулся. – Слышишь, Мадхо Сингх? – Сидящий в клетке попугай что-то проворчал из-под атласного покрывала.

Радха спала, положив голову мне на колени, но сейчас проснулась и потерла глаза. Выглянула в окно, за которым тянулись поросшие гималайскими соснами и кедрами скалистые горы. Первый снег покрыл кроны деревьев голубовато-белой глазурью.

– Здесь всегда снег? – спросил Малик, проведший всю жизнь в раджастанской пустыне.

Радха улыбнулась.

– Только зимой. Через месяц повсюду будут сугробы. И мы с тобой слепим снежную бабу, похожую на миссис Айенгар!

Они расхохотались. Даже я улыбнулась, представив себе дородную снежную бабу в сари, и спрятала улыбку за письмом.

С тех пор как я согласилась работать с доктором Кумаром, он писал мне раз в несколько дней. Это письмо пришло накануне нашего отъезда в Шимлу.

1 ноября 1956 года

Дорогая Лакшми,

Я подыскал в Шимле дом с тремя спальнями для вашей семьи. У Радхи и Малика будут отдельные комнаты! Он рядом с больницей леди Брэдли, так что вы сможете ходить на работу пешком. Но если желаете, я найму вам машину с шофером.

Я также взял на себя смелость записать к вам на прием нескольких пациентов. Вы уж простите, что я сразу запрягаю вас в работу – не успеете сойти с поезда, как уже на осмотр!

Миссис Сети, директор школы Окленд-Хаус, примет вас по поводу Радхи. Я с радостью провожу вас с Маликом в мою альма матер, школу епископа Коттона – если, конечно, вы не возражаете (вдруг вы хотели в первый день сами отвести его в школу!). Только не верьте всему, что рассказывает обо мне старый директор – он работает до сих пор.