Но если это не так, если мы оба сейчас сказали друг другу правду, то вдвоем мы сможем справиться!

Он перевел взгляд на меня, и я очень осторожно, очень тихо попросила:

– Развяжи меня…

Олег поколебался с минуту, а затем достал из кармана перочинный нож военного образца и принялся перерезать веревки, бросив мне жестко:

– Не вздумай дергаться!

– Не буду…

Он высвободил мои руки, и я тут же принялась растирать занемевшие запястья. На секунду мне показалось, что он машинально потянулся к моей руке, чтобы тоже помассировать ноющий сустав своими сильными пальцами, но тут же опомнился и отвел руку, занялся веревкой, опутывающей ноги.

Высвободившись, я со стоном отодвинулась назад – туда, где фанерная будка отбрасывала на причал угол густой тени, и привалилась спиной к ее облупленной стене. Кровь приливала к занемевшим конечностям, и от этого в руках и ногах покалывало, ныло, простреливало электрическими разрядами. – Расскажи мне, – хрипло попросила я. Очень хотелось пить, но и это тоже нужно было оставить на потом. – Расскажи все, что произошло. Как пропал БУК?

– Чтобы ты тут же слила меня своему начальству? – ощерился он.

Значит, все же поверил, что я работаю на ФСБ. По крайней мере, допустил такую мысль…

– Ты сам выбросил все мои средства связи, – дернула плечами я. – Сейчас никто нас не пасет. И, как я уже говорила, мне самой совершенно невыгодно выходить на связь до получения каких бы то ни было результатов. Объект наблюдения меня раскрыл. Так что просто расскажи мне, что произошло, и будем вместе думать, как это исправить.

Олег сел на нагретый солнцем бетон рядом со мной, тяжело опустил руки на согнутые колени, помедлил немного, видимо, принимая окончательное решение, и заговорил:

– Пару месяцев назад я заметил, что часть вверенного мне поступающего из России вооружения уходит на сторону. Мне тогда только неизвестно было, что оружие поступает «Камалю». Я вел внутреннее расследование, пытаясь отследить канал, по которому происходит утечка, но до сих пор безрезультатно. Я не знал, что ФСБ ведет собственное расследование и обладает информацией о том, что кто-то из моих людей связан с террористами. Меня не ставили об этом в известность. Как я теперь понимаю, потому, что я сам считался главным подозреваемым. Вчера днем мы приняли прибывший из России ракетный комплекс БУК. Ты, вероятно, знаешь об этом?..

Я коротко кивнула, заметив, как болезненно дернулся уголок рта Олега.

Я понимала: несмотря на то что он уже знал обо мне правду, ему невыносимо было получать все новые и новые свидетельства того, что я шпионила за ним, следила, подслушивала разговоры и совала нос в деловые бумаги.

– Знаешь. Ясно, – кивнул он. – БУК прибыл, мы его встретили, я распорядился, чтобы БУК доставили на нашу базу, сам проконтролировал это, проверил охрану и отдал распоряжения без моего личного приказа никаких действий с ракетным комплексом не совершать. Через три дня должна была состояться официальная передача БУКа министерству обороны Турции. Вчера вечером я был на приеме в доме у консула.

– Да, – подтвердила я. – Мы с тобой виделись там, даже разговаривали.

– Именно, – кивнул он. – Я отчетливо помню, как перекинулся с тобой парой фраз, а дальше – ничего…

– Как это – ничего? – не поняла я. – Провал в памяти?

– Да. И я не знаю, чем можно это объяснить.

Крупные, сильные руки его невольно сжались в кулаки. Ему, так привыкшему все контролировать, держать жизнь под уздцы железной хваткой, невероятно трудно было признать, что с ним случилось что-то необъяснимое – что-то, что он не смог предугадать и предотвратить.

– Следующее, что я помню, – это обочина дороги, ведущей к моему загородному дому. Земля, кусты, понемногу начинает рассветать… Я очнулся, не имея ни малейшего представления, как там оказался. Дошел до дома пешком, пытаясь уложить в голове то, что произошло, и понять: что это могло бы означать…

– А затем ты выставил меня, – усмехнулась я.

Олег проигнорировал мое замечание и продолжил:

– Немного придя в себя и собравшись с мыслями, я понял, что меня, вероятно, нарочно вывели из строя на несколько часов. Чтобы, воспользовавшись этим, добраться до каких-то аспектов моей работы, к которым при мне у злоумышленников не было доступа. Я немедленно поехал на нашу базу и обнаружил…

– Что БУК исчез, – закончила за него я. – Паршиво, ничего не скажешь.

– Не просто исчез. – Он посмотрел на меня, уголки его губ кривила странная улыбка: словно он сам понимал, что произнесет сейчас сущий бред, но в то же время осознавал, что этот бред каким-то вывернутым искаженным образом стал реальностью.

– Не просто исчез, я сам увез его. Мы с моим заместителем Ромашовым приехали на базу ночью, Ромашов передал охране подписанные мной документы. Я сидел рядом с ним в машине – и это точно был я, сто процентов! Ребята знакомы со мной не первый день, и они видели меня собственными глазами. С нами были сопровождающие – несколько военных младших чинов, на них, разумеется, никто не обратил особого внимания и приметы ни одного из них никто вспомнить не сможет. Итак, я подтвердил приказ, БУК был выведен из-под охраны и увезен с базы. Мы уехали вместе с ним. Это то, что мне сообщили на базе.

Я выслушала его молча, едва заметно кивая головой в такт его повествованию.

Грамотно сработано.

Радевич закончил говорить. Лицо его оставалось привычно бесстрастным, собранным и чуть мрачноватым, но я видела – по залегшей между бровями морщинке, по плотно сжатым губам – с каким трудом дался ему этот рассказ, признание в том, что он ошибся, облажался, допустил, что противники обвели его вокруг пальца.

– Дерьмовая история, – откровенно сказала я.

– Хочешь сказать, ты мне не веришь?

– Верю, – возразила я. – Верю, именно потому, что все сработано так, чтобы тебе никто не поверил. Очень разумно.

«Если только ты не идешь на опережение, не используешь двойное отрицание, – тут же вступил ехидный внутренний голос. – Если не разработал все так нелепо именно для того, чтобы мне стало очевидно: тебя подставили».

Я выпрямилась и дотронулась до плеча Олега, немедленно ощутив, как напряглись мышцы под моими пальцами. А еще вчера от моих прикосновений они становились плавными и тягучими, как патока. Удивительно все же – насколько это, оказывается, больно…

– Отклони, пожалуйста, голову чуть-чуть, – попросила я Олега. – Да, вот так. Вот оно!

Я дотронулась пальцем до крошечной красной точки на его шее, сбоку:

– Вот сюда тебя укололи. Вероятно, использовали какую-то особую формулу. Человек остается на ногах, но полностью лишается осознания ситуации и воли. А по завершении действия вызывает кратковременную потерю памяти. Не знаю, что именно тебе ввели, но препаратов таких существуют сотни.